– Да что вы говорите!? Спасибо, блин, большое! А то бы я не догадалась! – хмыкнула она. – Так! Что за существо ваш друг? Это вообще он или она?

– Да, Габи не совсем человек, в нашем мире он – случайность. В его объятиях находят утешение и мужчины, и женщины, если вам интересен именно этот аспект его природы. Но я бы сказал, что эта сторона человеческой жизни для него не особо важна.

– Вы тоже поддались его чарам? – её насмешила эта мысль.

– Боже упаси! Перед вами самый ярый гетеросексуал, какого только можно представить! Хотя опоить меня он пытался. Много лет назад мы встретились в Риме. Габриэль – это не только предсказания. Это яды, различные снадобья, зелья и дурь, на которых он, кстати, неплохо зарабатывает.

– На что зарабатывает? Недвижимость? Офшорные счета?

– У него своеобразный уровень потребления. Любит кошек и драгоценности. К остальным благам равнодушен.

– Почему он назвал вас экзорцистом?

– У нас было несколько общих дел, в том числе и довольно специфических. Одержимость – явление редкое. Потом я помог ему устроиться тут, в Москве, и освоиться в мире, эээ…

– В мире людей, – спокойно закончила за него мысль София, и, медленно выдохнув, стала застёгивать куртку и повязывать шарф. – Полянский, пожалуйста, делитесь информацией вовремя и почаще. А то у меня, как говорится, совсем фляга засвистит… Так. Метро там? Нет. Я пешком, надо пройтись и подышать, немного развеяться.

Она шагала по извилистой улочке. «Очень ничего себе эта фея! Подержаться бы! Что он мне там наворожил: это бесчувственное животное разобьёт сердце! Полянский разобьёт мне сердце? Да это лютый треш! Да я б в голодный год за мешок картошки не польстилась! Жесть! Кругом творится какая-то жесть, мир раскачивается, и мне это не нравится! Пора приколачивать реальность гвоздями, чтоб по швам не расползалась!..».

15.

У него не было дверного звонка, Тимофей никогда никого не ждал. Домработница имела ключи, а женщин он сам привозил домой. Поэтому робкий, но настойчивый стук в дверь с утра пораньше весьма озадачил.

«Соседи? Одна квартира пустая напротив, а через стену – так хозяева в отъезде уже три месяца», – размышлял он, неохотно отрываясь от большой кружки чая и наполовину собранного сложного бутерброда. Открыл смело, не спрашивая.

– О! Краснов! Ты чего тут скребёшься?

Мальчишка крепко держал в руке большой пакет, смотрел, насупившись, будто приготовившись к обороне. От него иначе пахло, чем в тот сырой вечер, когда Полянский встретил его в прошлый раз. Запах свежести и чистоты тела и одежды.

– Вот. Это тётя Яся просила вам занести. Ключ от подъезда дала, я ей верну сейчас.

– Она тебе уже «тётя Яся»? – усмехнулся Тимофей.

– Ну, Ярослава Александровна, – неловко разулся гость.

– То-то же. Ладно. Заходи. Неси на кухню. Чаю хочешь?

Костик кивнул, поставил пакет на пол около стола. Полянский достал чашку с блюдцем.

– Как отдохнул? Как приняли? Смотрю, зачастил ты. Понравилось? – он стал постепенно перегружать в холодильник контейнеры с едой, что приготовила и передала помощница по хозяйству.

– Кому б не понравилось? Тепло. Кормят, поят! Обстирали всего. Мне такой лафы даже в приёмнике на передержке не перепадало.

– Родителей в правах ограничивали?

– Было дело. Но давно, пока малого не родили ещё.

– Твой брат ведь болен, верно? – он чуть обернулся к гостю.

– Да, паралич у него, – буркнул Костик, помолчал. – Правду тётя Яся говорила, вы всё про всех знаете.

– Ну, не всё, и не про всех. Тяжело это, Краснов. Знаешь, как говорится, «Многие знания – многия печали!».

– А, по-моему, прикольно! Можно такие бабки экстрасенсом зарабатывать! Вон, по телику лохотрон гоняют сколько, а люди ведутся, столько за фуфло всякое платят!

– Мне на жизнь хватает, так что деньги особо не волнуют…

– Жил бы я в такой хате, меня б тоже не волновало б ничего! – прищурился подросток.

– Расти, учись, работай. Я её тебе продам, если доживу, конечно.

– Ага! Ща! Мне за всю жизнь столько не заработать! Думаете, так просто? Не всем повезло с родоками на Кутузовском!

– Место рождения и происхождение не определяют твоего будущего!

Говоря о будущем, Тимофей чуть улыбнулся, вспомнив, как обалдела София от посещения «Мира Эзотерики», он был рад развлечь её. Но всё же, Габи тот ещё уродец, нельзя злоупотреблять его расположением.

– Да не гоните! Мне эту фигню про «возможности» заливают, знаете сколько уже!? Вот будто бы деньги лежат на дороге и только меня дожидаются! Вам легко говорить, вам с рождения всё родители обеспечили! Посмотрел бы я, если б вы в таком же зажопье жили, как мы! Что б делали?

– Ну, для начала, наверное, перестал бы стоять на собственных яйцах и ныть, как больно живётся на этом свете! – пожал плечами Полянский.

Мальчишка фыркнул и вышел в коридор обратно, но Тимофей не услышал, чтоб тот начал обуваться. Выглянул следом, и увидел, как Краснов разглядывает картины на стене. Полянский щёлкнул выключателем. Костик вздрогнул, с подсветкой холсты смотрелись намного эффектнее.

– Это вы рисовали?

– Нет. Бабушка. Мамина мать. Мне масло никогда не давалось. Но она многому меня научила. Я в других техниках работаю.

– Вы ещё и художник? – бесцветные брови подскочили к блёклым вихрам.

– Не то, чтобы совсем. Это для души, отдых. Да и по работе часто приходится. Многие мои, так сказать, клиенты чаще всего не видны на камерах и фото, так что зарисовываю по памяти.

– А дайте позырить? – глянул мальчишка снизу вверх.

Полянский колебался. Но, в конце концов, это ведь только иллюстрации, описания монстров, расследований и расправ он держит в отдельных файлах.

– Ладно. Иди, чай пей. Сейчас альбом достану, – вздохнул он.

Принёс в картонной папке старые скетчи. Их он считал не слишком удачными, но достаточно занятными для начала.

Краснов перекладывал плотные листы акварельной бумаги, осторожно касаясь шероховатых краёв. Изображения ходячих мертвецов и привидений полностью захватили его. О чашке чая позабыл, она давно остыла. Тимофей неспешно и с удовольствием позавтракал в тишине, поглядывая на своего необычного гостя.

– Рисовать любишь? А чего учиться не пошёл?

– А? – подросток поднял на него светло-серые глаза. – Дорого это. В школу там столько всего надо покупать. Мать