Пирамидин уставился в пол. Чтобы не затягивать игру в молчанку, Веселкин показал записку Ширинкина:

– Прочитай «гарантийное письмо» Максима-толстого.

Оторвав взгляд от пола, Пирамидин недолго помялся и с неохотой проговорил:

– Ширинкин не с пистолетом давил на дальнобойщиков. Дело полюбовно решалось.

– Какую роль ты в этом деле играл?

– Никакой. Пешкой сидел в машине.

– В такое, Гриша, трудно поверить. «Пешек» на дело не берут.

– Не участвовал я ни в каком деле. Ездил в деревню Плотниково к тетке. Возвращаясь домой, стоял на автобусной остановке. Максим ехал попутно и подвез меня. Дорогой он трех кузбасских дальнобойщиков тормознул…

– Давно с Ширинкиным дружбу водишь?

– С тех дней, когда он у Писмаря шестерил.

– А ты «подшестеривал»?

– Иногда меня подсаживали к ломберному столу, чтобы игру испортить.

– Расскажи о Ширинкине все, что знаешь.

Пирамидин вздохнул:

– Страшно, Константин Георгиевич, стучать на братка. Законы криминального мира не знают амнистий.

– Максима не бойся. Залетел твой браток всерьез и надолго.

– На пушку берете?

– Гриша, – с упреком сказал Веселкин, – вспомни дело с «хлебным» сейфом. Там у тебя были претензии ко мне?

– Не было. Тогда вы по справедливости меня раскололи.

– Почему теперь думаешь, что восьмерку кручу?

– Страх – сильное лекарство от болтливости.

– Болтать не надо, говори правду. Будешь молчать, поедем с тобой в Плотниково.

– Зачем?

– К тетке твоей. Узнаем, когда ты у нее был.

Пирамидин растерялся:

– Она недавно умерла.

– С односельчанами поговорим, и они наверняка скажут, что никакой тетки у тебя там никогда не было. Может, подсказать, куда вы с Ширинкиным ездили по Кузбасской трассе?…

– Куда?

– В райцентр, к Коновалихе.

– Ну и что?

– Не считай меня лохом и не темни. Любую твою ложь будем проверять.

– Максима уже повязали?

– Лежит в реанимации с двумя пулевыми ранами в заднице. Как только врачи поставят его на ноги, пойдет по статье за двойное убийство при отягчающих обстоятельствах, где светит пожизненное заключение. Мстить тебе за правду он не сможет. Поэтому рассказывай без боязни.

Пирамидин нерешительно помялся и заговорил:

– По правде сказать, Максим – браток двуличный, без фантазии. Его удел – тоска. Надо бы толстому подлечиться, но таблеток от глупости ученые не придумали. Иные средства ему не помогают. В какое дело ни влезет, финал один – прощай свобода дорогая…

– Умственные способности Ширинкина мне известны, – перебил Веселкин. – Скажи, зачем ездили к Коновалихе?

– Передачки возил Максим хищной бабе.

– Какие и от кого?

– Боюсь ошибиться.

– Не бойся, Гриша. Ошибешься – поправим.

– Полагаю, Ширинкин посредничал между Сапунцовым и Коновалихой по сбыту героина.

– Интересно… Как это делалось?

– Просто, как грабли. Отправляясь в райцентр, мы заезжали на улицу Ленинградскую. Максим уходил в подъезд, где квартира Сапунцова. Оттуда приносил черный портфель и передавал его мне, сидевшему вроде пассажиром на заднем сиденье джипа. В райцентре он останавливался поодаль от роскошного дома Коновалихи, а я с портфелем отправлялся к хищнице. Она молча забирала плотную упаковку, весом с полкило, иногда – потяжелее, и ложила в портфель обвернутую плотной бумагой толстую пачку размером с денежные купюры. Обратно в Новосибирск мчались без остановок до Ленинградской. За каждую поездку Максим платил мне российскую пятисотку. Сколько сам получал, не знаю.

– Без тебя Ширинкин не мог обойтись?

– Тут, как я позднее сообразил, была хитрость, придуманная кем-то, кто умнее Ширинкина. Если бы нас застукали менты, Максим бессовестно сдал бы меня с поличным под предлогом, что, мол, подвез случайного пассажира, не ведая, какая дурь лежит у него в портфеле. Осененный такой догадкой, заглянул в Уголовный кодекс. Прочитав, что за сбыт наркотиков карячится аж пятнадцать лет лишения свободы с конфискацией имущества, вспотел от страха и под всякими предлогами стал косить от рискованных поездок. Решил в церкви подрабатывать на сносную жизнь.

– «Коновалиха» – это, видимо, Коновалова?

– Ни фамилии, ни имени хищницы Ширинкин не упоминал.

– Как она выглядит?

– Наглая сытая баба лет под пятьдесят. Вся в модняцком катоне и в золоте. Живет на широкую ногу. Домина и подсобные постройки – боярские. Во дворе видел новейший японский внедорожник «Паджеро».

– Адрес запомнил?

– Я расположение райцентра совсем не знаю. Помню, железнодорожный переезд проезжали, потом по бетонному мосту через речку ехали, а дальше какими-то улицами и переулками без названий петляли. Да я всего-то три раза с Максимом съездил и зарекся… – Пирамидин виновато глянул на Веселкина. – За что Максима подстрелили?

– За то, что твоей отмычкой пытался открыть замок у калитки двухэтажного коттеджа в райцентре, – сказал Веселкин.

Пирамидин торопливо перекрестился:

– Чудны дела твои, Господи!.. Спасибо тебе, Боженька, что не лишил меня разума.

– Как твоя отмычка попала к Ширинкину?

– Максим заявился ко мне позапрошлым вечером и стал разводить бодягу насчет того, что отъявленная стерва из райцентра угрожает заложить его за мокруху, к которой он не примазан и не хочет тянуть срок за чужую похмель. Был сильно выпивши. Финтил туды-сюды, дескать, надо ночью проникнуть в хату «звонарихи» и срочно заткнуть ей пасть. Ты, мол, Гриня, рубишь в отмычках. Помоги вспороть замок, остальное проверну сам чики-брики. Пришлось мне создать понт, будто маюсь животом и поминутно сную в туалет. В поездке, мол, без туалета мне – кранты. Тогда Максим попросил отмычку. Каюсь, чтобы отвязаться, да и за ненадобностью, отдал толстяку бывшую кормилицу.

– Пистолетом «Зауер» Ширинкин не хвалился?

– Показывал дурень. От этого у меня чуть по правде в животе не забурлило. Заряженный шпалер в руках пьяного дурака – это все равно, что боевая граната в лапах обезьяны. Не угадаешь, когда и в какую сторону зверюга ее бросит.

– Давно он вооружился?

– Когда к Коновалихе ездили, не было у Максима оружия. Кажется, такой пистолет я видел у Валентина Сапунцова. До моей судимости за хлебный сейф мы с Валей шастали по казино. Он тогда хотел стать профессиональным карточным каталой, а я сбивал игру его конкурентам. После моей отсидки наши дороги разошлись. Сапунцов примкнул к коммерсантам и забронзовел. Стал, как теперь говорят, богатым меном в иномарке.