— У меня нет детей, Вика, ну я как бы и не сплю со всеми подряд, не предохраняясь.

Спасибо и на этом, значит, я не все подряд. Уже проще.

— Но все это не отменяет того факта, что Ева моя дочь…

— Да отку…

— Молчи! Это же очевидно. Мы, конечно, сделаем тест, но мне не нужны эти долбаные бумаги, я все и так знаю. — Он натянул мои волосы опять. — И ты даже не представляешь, как мне хочется тебя убить. Просто стереть с лица земли, чтобы не искушала больше своим непонимающим взглядом и рыжими волосами. Блять, Вика, я дурею рядом с тобой, неадекватом становлюсь. Мне бы по-хорошему тебя придушить да оставить Еву себе, а я тебя трахать полез, потому что иначе бы сдох. Веришь, нет?

Я кивнула. А что мне было еще ответить? Я верила, видела его сумасшедшие глаза и верила. Взгляд, который из осмысленного превращался в безумный.

Чувствовала его крепкие руки, дико стискивающие в своих объятиях, и ощущала его энергетику, которая так и лучилась одержимостью.

И, видимо, эта самая одержимость была закольцована на мне. Отвратительная новость, я вам скажу. Хотя могло бы быть и хуже, придушил бы и выкинул в окно. Что им, богатым, с того.

Вика, Вика… И куда ты только полезла?

Мы так и просидели с Самойовым тогда до самого рассвета, он прижимал меня к себе, перебирал волосы, гладил мои голые плечи, а я пыталась в очередной раз осмыслить происходящее. И чем больше времени проходило в таком молчаливом спокойствии, тем все лучше у меня получалось приходить в себя, самообладание по крупицам, но возвращалось.

Уже перед самым рассветом я все же уснула. Виталий сидел, прислонившись к стене, а меня усадил поверх себя, вжимая мою спину в свою грудь. Моему организму было плевать на то, что он заснул сидя, главным для него было чувство защищенности и уюта.

— Я сегодня позвоню в клинику, и приедет врач, сделаем все анализы, чтобы уже все прояснить, — произнес Самойлов сразу же, как я проснулась.

Он-то сам спал или нет?

— Еве не пять.

— Я знаю, ей восемь.

— Я не о том, господи. Что ты ей скажешь? Что ты усомнился в том, что она тебе родная? Или решил перепроверить или что?

— Зачем ей что-то говорить, Вика?

— Самойлов, она не маленькая! — не сдержавшись, я выкрикнула, повернула голову и уставилась в его шоколадные глаза. — И не глупая, между прочим, она все поймет и решит, что ты усомнился или новые бабушка с дедушкой. Это же очевидно.

— Тогда будем действовать без врача. Что там нужно — ногти, волосы? Кружки, бывает, еще таскают.

— Кружки, кажется, таскают в фильмах на отпечатки, — сумничала я, а Вет рассмеялся, это не могло меня не порадовать.

— Ну тогда волосы, неси расческу.

— Какую? — усмехнулась я.

— У вас в ванной что, не было щетки или Ева перед сном не расчесывалась?

— Самойлов, у меня к тебе один очень интересный вопрос, можно? — Я вывернулась, села на мужчину верхом и, обняв его за шею, проникновенно спросила: — А как ты будешь отличать на расческе Евины волосы от моих? Я тоже расчесывалась перед сном.

— Ведьма, — прошептал он мне в самые губы и, повалив на кровать, подмял под себя.

— Вет, Вет, подожди, — попыталась я остановить мужчину между его страстными поцелуями, — у меня там все болит после вчерашнего.

— Сильно? — протянул мужчина, строя из себя настоящего страдальца. — А если я аккуратно? М-м-м, легонечко, войду и выйду, пару раз?

— Не сильно, но… — Он заткнул мне рот поцелуем, видимо посчитав, что нужный ответ уже получил и услышал.

Виталий был нежен, и мне и правда не было больно. Совсем-совсем, потому что, оторвавшись от моих губ он сразу же направился к губам, только другим, и я потерялась в его чувственных и сладких поцелуях.

Лишь спустя час, когда мы сходили в душ по отдельности, естественно, иначе было опасно (я и так с трудом ровно ходила), Вет выделил мне свою футболку, которая прикрыла мне ягодицы, и шорты, которые достали мне до колен. Прекрасно. Была бы я ниже сантиметров на двадцать, утонула бы в его одежде, а так в самый раз.

После того как мы наконец-то оделись, пошли в комнату к Еве, так и не спланировав, как будем выдергивать волосинки с луковичками из моей дочери.

Но в комнате нас ждал сюрприз — довольная Олимпиада, сидящая позади Евы и заплетающая ее волосы в косу, при этом рассказывающая медовым голосом какие-то истории из своей жизни.

— Мама? — удивленно протянул Вет.

А я вот не была удивлена ни капли. Олимпиада Львовна сделала всех нас, и я могла поспорить на все свои дизайнерские проекты, что сейчас у железной леди в маленьком целлофановом пакетике уже были припрятаны волосинки Евы.

Если честно, мне захотелось поаплодировать. Я ни капельки не разозлилась из-за происходящего, я просто еще больше зауважала женщину, у которой я, кажется, стала персоной нон грата.

И то ли еще будет.

— Мама, ты во сколько сегодня проснулась? — заулыбалась дочь. — Мы тут с бабушкой о тебе болтали, она говорит, что у нас шикарные волосы.

— Да, милая, — кивнула я, улыбнувшись. — Доброе утро, Олимпиада Львовна, если вам интересно что-то узнать обо мне, то вы всегда можете меня об этом спросить.

Женщина выгнула левую бровь и уже приоткрыла рот, чтобы что-то ответить, но ее остановил Вет.

— Так, не знаю, как вы, а я до безумия есть хочу. — Он отодвинул меня с прохода, подошел к Еве и поцеловал ее в щечку. — Доброе утро, дочь.

Бельчонок расцвела и заулыбалась еще шире.

— Милая, я тоже с папой пойду, ты тут? С бабушкой останешься?

— Так, все, — Липа перекинула Евину косу ей же через плечо, — готово. Мы все вместе пойдем завтракать, как положено. Нечего раньше времени вперед забегать, — ответила за Еву Олимпиада и, поцеловав ее в макушку, поднялась с кровати. — Пойдем, пусть родители торопятся, все равно раньше, чем нужно, никто на стол им не накроет, а я тебе кое-что еще покажу. Пойдем, пойдем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍