соврала я. — Забрала её на пару дней к себе. Мне в себя прийти надо. Зачем ей такая мать? — шмыгнула носом.

Не надо было мне приезжать к брату. Завралась, дальше некуда, а правду он рано или поздно узнает.

— Ром, — позвала я, — у тебя же с Лерой три года через несколько дней?

— Ну, что дальше?

— Ты не забудь цветы купить. Розы. Она любит розы, я помню. Ты же вернёшься в Москву?

— Ты не резко с темы на тему перепрыгнула?

Я мотнула головой. Всё-таки взяла чашку и сделала глоток, чтобы прогнать с языка вкус слёз. Руки дрожали, и я обхватила чашку двумя. Брат пристально наблюдал за мной. Он всегда был внимательным и наверняка понял, что я недоговариваю.

Чай не лез. От него стало только хуже.

— Ты бы смог простить Лерку, если бы она тебя предала? — спросила я тихо.

Во взгляде брата появилась подозрительность, и я поспешно добавила:

— Это не имеет к ней отношения. Я тебя как мужчину спрашиваю. Ты бы простил, если бы тебя предала женщина, которую ты любишь?

— Если бы моя жена трахалась у меня за спиной, я бы вышвырнул её, — сказал он категорично. — Это не любовь, а помои.

— А при чём тут трахалась? Я тебя не про это спрашиваю. Или, по мнению мужчин, предательство может быть только в измене?

— Смотря какое предательство.

Я тяжело вздохнула. Да уж. То, что сделала я, с изменой не сравнишь.

— Есть человек, которого я безумно люблю, — призналась я. — А я поступила… — замолчала, не договорив.

— Тогда чего ты здесь сидишь? Езжай к нему. Я тебе чем могу помочь, если ты наплела мне с три короба по поводу работы, а теперь выяснилось, что это вообще ни при чём.

Отрицать я не стала.

— Не могу. Он больше видеть меня не хочет.

— Брат привалился к столешнице. Долго смотрел на меня.

— Видимо, здорово ты оплошала.

— Словами не передать, Ром.

Ещё один взгляд на безымянный палец. Судорожный выдох и набежавшие на глаза слёзы.

— Очень здорово. Смертельно.

* * *

Рома уехал в горы, сказав перед этим, что я могу оставаться у него, сколько захочу. Если понадобится, привезти Ингу и пожить некоторое время ради смены обстановки. Но смена не помогла. Роскошная гостевая комната напоминала мне клетку, а открывающийся из окна вид на горы хотелось сменить на растущую у каменной стены живую изгородь из роз. Я слонялась из комнаты в комнату, стараясь убедить себя, что ещё можно всё вернуть. Но сначала я должна всё выяснить. Только как?

Не в силах сидеть взаперти, я вышла на улицу. В этом городе у меня не было ни друзей, ни знакомых, и я брела вперёд без цели.

Позвонила Инге. В трубке стояла тишина.

— Номер не существует или набран неправильно, — вдруг сменилась она голосом автоинформатора.

Короткие гудки, как ножом по пульсирующей артерии. Попробовала ещё раз — всё то же. Но номер был набран правильно. Он был сохранён в телефонной книге, как самый важный и нужный.

Позвонила Захару, и гудки стали другими: длинными, уходящими в никуда. С тем же успехом я могла бы стучать в закрытую дверь.

Рука с телефоном безвольно упала. Не моя дочь… Неправда! Моя она и всегда моей будет! Всё узнаю. Завтра же вернусь домой и выгрызу правду. Слёзы набежали, но сорваться вниз им не дал звонок.

— Да, — выкрикнула в трубку, не посмотрев на дисплей.

В ответ — тишина.

— Да, я слушаю, Захар, это ты?

Услышала громкое дыхание. Стало жутко. Посмотрела на экран — номер скрыт.

— Алло.

В ответ снова дыхание. Вдоль позвоночника пробежал холодок. Показалось, что кто-то смотрит на меня, наблюдает, как хищник за добычей. Осмотрелась по сторонам, но никого не увидела.

— Говорите!

— Я скоро приду за тобой. Бойся, — прокатился эхом искажённый голос, и связь оборвалась.

Глава 19.1

Вика

В роддом я приехала через неделю. Всё не могла собраться с духом, оттягивала до последнего. В квартире практически не осталось наших вещей, только несколько старых игрушек Инги. Я расставила их по местам, но порядок раздражал. Мне не хватало её смеха, её бесконечных вопросов и топота. В момент осиротевшая, я готова была лезть на стену от образовавшейся пустоты и свалившегося на меня свободного времени. Пару месяцев назад я мечтала о лишней минутке, а теперь ненавидела каждую из них лютой ненавистью.

Разговор со старшей медицинской сестрой прошёл быстро. Я помнила встретившую меня шесть лет назад акушерку. Когда меня привезли, она взяла меня за руку. В её глазах было участие, и даже спустя столько времени её лицо оставалось чётким.

— Елизавета Викторовна уволилась несколько месяцев назад, — сказала старшая медсестра. — Но вы можете встретиться с ней лично. Я позвонила ей, она разрешила дать вам её адрес.

— Спасибо, сказала я и пододвинула конверт.

Медсестра кивнула и убрала его в карман халата, а взамен отдала мне листок с адресом. Нужна ли мне правда, я уже сомневалась. Что она изменит?

И всё-таки я должна была знать.

* * *

Дверь мне открыли сразу. В стоящей на пороге женщине я моментально узнала ту, что шесть лет назад принесла мне Ингу. Крохотный комочек нежности и счастья, давший мне пинок жить дальше несмотря ни на что.

— Хорошо, что вы приехали ко мне, — сказала женщина, пропустив меня в квартиру.

Я помнила её другой: пышнотелая, сейчас она напоминала скелет. Щёки ввалились, зато глаза казались огромными и яркими.

Закрыв дверь, она показала мне на открытую комнату.

— Хотите чай?

— Спасибо, нет. Единственное, что я хочу — знать, что случилось шесть лет назад, Лиза.

— Что именно вы хотите знать?

— Мой сын правда умер?

— Да.

Я заставила себя дышать дальше. Её «нет» рубануло по успевшей дать корни надежде. Острое лезвие сверкнуло и вонзилось в неё без жалости. Я сделала глубокий вдох.

— Ваш сын родился мёртвым, Вика. Я хорошо помню день, когда вас привезли. Всё это время я пыталась найти компромисс с собственной совестью, но… — она покачала головой. — У меня рак. Мне осталось не долго. Если думаете, что я буду врать вам — нет. Смысла уже нет никакого. Единственное, чего я хочу — уйти с чистой совестью.

— А дочь? — спросила я, глядя на неё.

Она прошла в комнату. Мне пришлось сделать то же. Акушерка растёрла руки и дотронулась до батареи. Отдёрнула пальцы.

— Постоянно думаю, что она тёплая, — сказала она. — Жаль, что летом не топят.

— Лиза, расскажите мне про дочь.