Я вгляделась. Вот Кочетов был похож на Руслана Осиповича. Конечно, надо было делать суровую поправку на возраст, но – уже что-то. Вот! Описание: карие глаза, так, волосы рыжие – есть; так, рост… ага… Особые приметы!

Шрам под левой лопаткой, около пяти сантиметров в длину, полсантиметра в ширину – остался от удара ножом. На левом боку вытатуирована стайка птиц. Мелкие, черные, около сантиметра в длину каждая, похожи на ворон или грачей. Всего двенадцать штук. Самая нижняя на первом снизу ребре, самая верхняя почти на левой подмышке. На правой ступне отсутствует мизинец.

Да, будет о чем спросить персонал пансионата. Татуировки можно свести – но следы останутся. Со шрамом может быть больше возни, зато уж мизинец обратно не приставишь.

Я долистала оставшиеся сентябрьские выпуски. На всякий случай попросила у Татьяны и просмотрела все, что было за осень девяностого и зиму девяностого – девяносто первого годов. Но больше о банде, завернувшей в Тарасов на гастроли, ничего не было.

Как там Осколкин сообщил? В девяносто шестом или около того?

Эх, доинтернетные времена… простите, Татьяна, погоняю вас еще немного и сегодня же вечером, обещаю, воспользуюсь «Гуглом».

Но «Вести Тарасова» за девяносто шестой – девяносто седьмой годы ничего не сообщали о Кочетове. В газетах за девяносто восьмой ничего не говорилось о том, что Елена Марковна Дорошевич покидает пост администратора центрального Дома культуры. Так, минуточку…

Я вернулась к газетам за девяностый год.

Ага, вот же оно, чуть не забыла. Самый конец августа, но тоже без имен: «Допрошена сотрудница Дома культуры, подозреваемая в пособничестве грабителям». Ниже в статье – разнос по всем фронтам: без имени, но с инициалами, вдобавок указана должность, адрес Дома культуры; и на подозрение в соучастии указано отчетливо. Да уж, от такого сбежишь в монастырь.

Я припомнила и перелистала октябрьские выпуски. Да, вот, не показалось. Небольшая статейка (не сравнить с обвинительной!), скромненько и тихенько, со стыдливой неловкостью сообщала: с исполняющей обязанности администратора (опять без имен!) в таком-то ДК сняты обвинения в пособничестве грабителям, в августе этого года совершивших в Тарасове…

Понятно.

Я отложила и эту статью для ксерокса. Насчет Мытаря позвоню сегодня же. Что касается наводчицы… чисто прикидочно я поставила бы на Зинатуллину. Но – с аккуратностью предельной: пока-то я знаю о ней лишь с чужих слов.

И раз уж так удачно совпало, что Майя Ринатовна работала в парикмахерской сфере, я уже знаю, кто мне поможет.

Но сначала…

– Шурик? Привет, это Женя. Охотникова, кто ж еще. Да так, ни тихо, ни громко. Не, дед нормальный. Ты дашь сказать или так и будешь?… Спасибо. Слушай, я тут берусь за Майю Зинатуллину – ты с ней виделся? Нет? А чего так? Нет, я понимаю… А вот этого ты не отметил в досье! Да-а, представь себе, отметочки про детей ты не сделал. Хорошо, бездетная, я запомню. Карту он медицинскую посмотрел, молодец такой… Девяностые! Шур, ты вообще… Да я не говорю, что ты плохо поработал, чего сразу – плохо! Но ты полицейским работал – сам знаешь, соврать могут что угодно. Может, родила, сдала в детский дом и дальше живет, насвистывает… Ладно, ладно, я поняла, и близко не приближался. Спасибо. А в смысле самой этой бабы – выспрашивал чего-нибудь? Характер, привычки? Я видела в досье, что она третий раз замужем. И про разведение цветов тоже видела, я… я тебя… Осколкин! Дай сказать! Я тебя чего спрашиваю – характер и привычки, так ты мне и дай – характер и привычки! Я не ору, Шура. Еще даже не начинала, родной мой. Психологический профиль – я за тебя должна составлять? Ладно, ладно, проехали. Да, давай. И тебе всех благ, пока.

Уф.

Я откинулась на спинку сиденья. Телефонный разговор с Осколкиным происходил в салоне моего «Фольксвагена»: в нем я прослушки не опасалась. Библиотеку я покинула с приятно весомой папочкой с ксерокопиями, в приподнятом настроении. Охотничий азарт: я чувствовала себя гончей, взявшей след пока что неведомого зверя.

Минутка лирики: я поняла, что в свете недавних моих возрастных настроений скука мне – враг смертельный. А тут наконец события разогнались, взяли скорость какую нужно, и скучать в ближайшее время явно не доведется. Честно говоря, этот стимул – отсутствие скуки, та самая движуха – порой значит для меня в моей профессии больше, чем деньги или даже приемлемость, удобоваримость заказа.

Звонок для справки по Мытарю и Кочетову занял в разы меньше времени: на том конце цифрового «провода» меня внимательно, не перебивая, выслушали; заверили, что все записано, и попросили перезвонить через три часа. И еще через час – перевести деньги, стандартную сумму на тот же счет, что и в прошлый раз. Счет принадлежал одной безобидной пенсионерке… да, угадали, безобидной она была только на словах. Среди моих время-от-времени-подсобляющих имеются и люди пожилого возраста. И, пожалуй, это утешает: скучной старости мне бы не хотелось.

Третий звонок был самым приятным.

Я позвонила Аллочке, хозяйке шикарного салона красоты в подвальном помещении не менее роскошной (и это слабо сказано) гостиницы «Евразия» в центре Тарасова. Алла принадлежала к элите трудяг из салонов красоты: маникюр, парикмахерское дело, косметология… к ней на прием нелегко попасть, но это для меня проблемы не составляло. Важно сейчас было другое: Аллочка знала все и обо всех в своей области в Тарасове и его окрестностях. Даже если речь шла о лице, профессию давно покинувшем или работавшем задолго до вступления Аллочки в этот бизнес.

Главное, чтобы в Тарасове.

Она выкроила для меня полчаса в ближайшем от «Евразии» кафе. Что моя, что ее зарплата позволяли провести этот перерыв в ресторане самой гостиницы… если не принимать в расчет тот факт, что половина тамошней обслуги – тайные информаторы. Это Аллочка сообщила мне как-то раз под большим секретом, и я не вижу причин ей не доверять.

Так что мы расселись на заурядных пластиковых стульях и тянули кофе из обычных керамических чашек, а не из разрисованных вручную фарфоровых.

– Зинатуллина, говоришь… – протянула Алла, убирая салфеткой молочную пенку с верхней губы.

– Майя Ринатовна, – уточнила я. – Могла сменить фамилию. По