Эти обширные территории во внутренних районах страны имели, вероятно, меньшее значение для экономики, чем некоторые прибрежные районы, которые принадлежали короне. Королевский домен занимал центральную и южную часть прибрежной равнины с портом Яффа. Манор Яффа первоначально включал в себя, кроме самого города, часть прибрежной равнины и лежавшие восточнее плодородные области с городами Мирабель (Маждаль-Йаба) на севере, Рамла и Лидда в центре, Бланшгард и Ибелин на юге. В течение непродолжительного времени манор Яффа не входил в королевские владения; с 1 120 г. им владел род Пюизе. После мятежа, поднятого Пюизе против короля (1 131), манор был конфискован и вновь передан короне. В 1151 г. он стал апанажем Амори, брата короля Балдуина III, который также получил недавно завоеванный город Аскалон. Так образовалось графство Аскалон и Яффа, чья территория простиралась вдоль побережья до недавно вновь отстроенного города Газа (1 150). С восшествием Амори на престол графство отошло к королевским землям, но вскоре стало приданым дочери короля Сибиллы. После того как ее второй муж Ги де Лузиньян (1 186) стал королем, графство вновь отошло короне.

Два больших порта королевства Акра и Тир, расположенные севернее, принадлежали королю. Первый продолжал оставаться королевским городом и в XIII в. был столицей королевства. Тир, который мусульманам так и не удалось захватить, стал, вплоть до падения королевства во второй половине XIII в., независимым манором семейства Монфор, хотя окончательно и не вышел из королевского домена.

Карта феодальных земель королевства будет неполной, если не принять во внимание положение духовно-рыцарских орденов. В середине XII в. проявился новый феномен: образовались маноры этих орденов. В условиях постоянных войн и недостаточного финансирования неудивительно, что военные ордена приняли на себя бремя обороны. Пограничные крепости и отдаленные замки были переданы им еще в первой половине столетия. Со временем довольно обширные землевладения перешли в их собственность. Не совсем ясен их юридический статус, потому что ордена приобретали земли на различных условиях. Более того, ордена были церковным учреждением, и возникала путаница с определением статуса земель, принимая во внимание экстерриториальное положение их владельцев. Сложился своеобразный тип орденского манора, что приведет впоследствии к основанию Пруссии и созданию независимого государства рыцарей Тевтонского ордена. Кульминация этой практики на Ближнем Востоке нашла выражение в графстве Триполи, где в 1142 г. владения ордена иоаннитов были практически независимы. В его подчинении были вассалы графства, и он имел право отправления правосудия, как все бароны. Представляется, что нигде в Латинском королевстве ни одному ордену не удалось достичь подобного положения, хотя в распоряжение орденов перешли огромные земельные владения. Так, например, тевтонские рыцари в своих феодах в Галилее, центрами которых были замки Шато-дю-Руа (Мильях) и Монфор (Калъат-Курейн), владели более чем 15 деревнями (между 1218 и 1220 гг.). Но это не значит, что они имели право суда и все права манора. Другой пример – Арсуф, приобретенный госпитальерами (около 1261 г.). Сменив прежнего владельца манора, на очень короткое время они стали королевскими данниками.

У нас нет необходимости прослеживать судьбы различных маноров в XIII в. Великие крестовые походы в этом веке, которые стремились возродить королевство крестоносцев после поражения при Хаттине, в действительности не могли добиться большего, как только восстановить свое господство на узкой прибрежной равнине. Конечно, в 1240 г. (во время крестового похода Ричарда Корнуолльского) королевству удалось стравить Египет с Дамаском и отвоевать большие части Иудеи и Галилеи. Но восстановление господства было недолгим, как и владычество крестоносцев над Иерусалимом (1229–1244), и королевство снова сжалось до узкой прибрежной равнины. В последней четверти века даже в этой части страны правление крестоносцев с большим трудом можно назвать успешным.

Последствия роста могущества знати также проявлялись в положении манора в королевстве. При сравнении их начального состояния и положения в конце XII в. видны значительные изменения. Примечательно, что если в 1120 г., когда в Наблусе существовал городской совет, монархия была еще достаточно сильна, чтобы сохранять за собой право вмешиваться в деятельность феодальных судов, то спустя три поколения об этом было невозможно и подумать, и ее действия сочли бы незаконными. Судебный приказ короля не имел силы в местных феодальных судах. Это был важный шаг на пути превращения маноров в автономные образования.

Еще одно событие только подтвердило общее направление развития. Первые соглашения с итальянскими коммунами, которые даровали им ряд привилегий, прежде всего в области финансов и судопроизводства, были одобрены и подписаны правителями королевства. Это было следствием сложившейся ситуации, когда привилегии предоставлялись итальянским коммунам, чтобы добиться их поддержки, и потому им были обещаны большие прибыли в случае завоевания новых городов. В итоге, когда завоеванные земли жаловались знати крестоносного войска, они уже были обременены долгами или находились в закладе. Со временем ситуация изменилась. Короли больше не раздавали привилегий и не заключали соглашений, и уже правители городов становились главными владельцами ленов. Это имело место уже после разгрома при Хаттине. Восстановление королевской власти в XIII в. не покончило с этой узурпацией ее прав, которая стала обычным явлением и продолжалась вплоть до падения королевства. Позиции крупных феодалов окрепли; теперь они могли сами даровать привилегии и подписывать договоры с иностранными державами, как будто они были независимыми правителями.

Другим ярким показателем возросшей силы и независимости феодальных владельцев маноров было появление монетных дворов в их владениях. Королевский указ, который можно отнести ко времени правления Балдуина II, но более вероятно – Балдуина III, провозглашал чеканку монет королевской прерогативой и монополией. Ее нарушение наказывалось конфискацией феода вассала. Тем не менее данные археологии говорят о наличии монетных дворов феодалов, где они чеканили свою монету. Ни в одном указе не говорится об отмене королевской монополии. Даже юридически заверенные договоры, заключенные дворянством королевства, в которых подробно перечисляются все его привилегии, не упоминают о каких-либо изменениях в законе. Феодалы просто узурпировали королевскую прерогативу. Хотя это и приносило определенный доход, но не стоит преувеличивать его значимость. В международной торговле использовались золотые монеты, которые чеканились на королевском монетном дворе. На местном уровне использовались в большом количестве королевские и мусульманские монеты, так что чеканка феодалами монет, которые имели оборот на небольшой территории, не могла принести им большой прибыли. Это было, скорее, стремлением показать свое независимое положение, как личное, так и своего манора.

Ограничение королевской юрисдикции и посягательство на королевские прерогативы наглядно показывает, как на местном уровне все сильнее проявлялась автономия феодалов. Это наиболее ярко отражалось в менявшемся балансе сил между монархией и дворянством на конституционном уровне.

В королевстве крестоносцев, как и в других христианских странах в эпоху Средневековья, манор был основным звеном политической и социальной организации общества. Однако в феодальной Европе фьеф, иногда даже самый простой, мог играть равнозначную роль в установлении социальных связей. В то время как манор объединял прежде всего коллектив вассалов, для европейской деревенской общины объединительным началом было феодальное поместье. В обоих случаях, и в маноре, и в поместье феодала, имелся коллектив людей, которые принадлежали к одной и той же культуре и имели одну и ту же религию. Чужеродные элементы довольно редко проникали в монолитную структуру этих сообществ.