в мельчайших деталях их разговор, состоявшийся всего несколько часов назад в этом кабинете.

Манипулятор с Лубянки.

Председатель КГБ тогда не стал звонить Людмиле, дочери Алексея Николаевича. Он не хотел видеть бабских эмоций и слёз, слышать возможные слова укора. Дочка Косыгина была в папу: умна, бесстрашна и резка на слово. Андропов не хотел признаться сам себе, что боялся справедливого гнева дочери бывшего премьера и громкого публичного скандала, который Людмила Гвишиани-Косыгина вполне могла устроить. В доме бывшего главы правительства всегда существовало незыблемое правило спорить с кем угодно, без чинов и званий.

Поэтому сразу после селекторного совещания с некоторыми членами ПБ и после принятия в узком кругу особо доверенных кремлёвских небожителей секретного решения об отсрочке сообщения Брежневу и публичного оповещения о смерти Косыгина, Председатель КГБ позвонил зятю Косыгина, академику Джермену Гвишиани в его научный институт. Андропов пригласил его на срочную личную беседу и послал за ним не дежурную рассыльную "Волгу" из Секретариата КГБ, а свой личный правительственный "ЗИЛ" с машиной сопровождения.

Андропов умел произвести впечатление на людей и знал, как и кем манипулировать, и решил сыграть на южном тщеславии и кавказской гордости объекта воздействия и манипуляции. Поэтому грузина Джермена Гвишиани андроповские чекисты с чисто южным шиком и "понтами" провезли из ВНИИСИ на площадь Дзержинского в бронированном "членовозе" с сиренами и мигалками, как члена Политбюро ЦК. Все московские постовые отдавали честь, думая, что в машине едет сам Андропов — за тонированными стёклами правительственного лимузина всё равно не было видно, кто в ней сидит. Приветствовали не человека, а его тяжелую, массивную чёрную машину, похожую на катафалк.

Но Андропов просчитался. На Гвишиани было трудно произвести впечатление таким способом — слишком давно он был включён в обойму высшей советской и мировой геополитической элиты. "Кремлёвская служба ритуальных услуг возит зомби, давно почивших в бозе членов Политбюро", — иронически и зло подумал академик, едучи на андроповском "членовозе", вовсе не обрадованный таким особым вниманием к нему Андропова.

За многие десятилетия в высшем аппарате КПСС и КГБ Андропов научился скрывать свои настоящие эмоции и разыгрывать великолепные спектакли — Станиславский тут отдыхал. Андропов был сегодня в ударе. Довольный тем, как прошло заседание Политбюро, и что ему предстояло в ближайшие два дня. Он надел скорбную маску и проникновенно принял молодого зятя Косыгина, который был, по всей видимости, польщён оказанным ему почётом, особым вниманием и доверием. Он производил впечатление умного и прагматичного человека, давно и прочно встроенного в высшую советскую иерархию.

Семья великого советского реформатора.

Ходит легенда, что отец супруга дочери (зятя) Косыгина — Михаил Максимович Гвишиани — будучи кадровым чекистом, начинавшим службу в "органах" в Грузии с Берией, дал в 1928 году своему сыну придуманное им самим имя Джермен, которое якобы состояло из двух слогов — от фамилий главных начальников ВЧК-ГПУ-ОГПУ: Дзержинского и Менжинского (распространителей этой легенды не смущает тот факт, что фамилия Дзержинского содержит в первом слоге букву "з", а не "ж").

Ну, даже, если это правда, и поскольку "Железного Феликса" с подачи Сталина отстранили от работы в ОГПУ и перевели на организационно-хозяйственную работу — в Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), где он и умер в 1926 году от инфаркта после пленума ЦК, а Менжинского расстреляли в 1934 году как врага народа, предусмотрительный отец Джермена постепенно сам сменил "легенду" и стал всем говорить, что имя его сына — французское (Жермен), но произносимое на английский манер. Иностранщина уж лучше, чем преклонение перед врагами народа. Тем более, что на Кавказе традиционно любили вычурные иностранные имена.

Удачливому грузинскому чекисту Гвишиани, благодаря связям с Берией и работе даже начальником его охраны, повезло выжить в эпоху больших сталинских чисток в органах госбезопасности, стать генерал-лейтенантом НКВД, провести на хлебной должности всю войну в далёком, сытом и спокойном тылу, стать кандидатом в члены ЦК, депутатом Верховного Совета СССР и выгодно пристроить в Москве сына после войны в недавно созданный МГИМО, который тот закончил в 1951 году. И где Джермен познакомился с дочерью Алексея Косыгина, тоже получившей диплом этого ВУЗа, ставшего главным пристанищем "золотой молодежи" — отпрысков высшей советской номенклатуры.

Удачная женитьба в 1948 году на дочери Косыгина стала для Джермена Гвишиани судьбоносной. А его приёмная сестра Лаура Харадзе станет первой женой другого "грузина" — родившегося и выросшего в Тбилиси Евгения Примакова, что упрочит семейные связи Гвишиани.

В 1953 году, после смерти тирана Сталина и ареста Берии, женитьба на дочери сталинского наркома-хозяйственника, далёкого от чистой партийной идеологии и госбезопасности, спасла от падения в полную немилость Джермена Гвишиани, но не его отца — бериевского протеже Михаила Максимовича Гвишиани, которого в период послесталинской чистки "органов" от запятнавших партию чекистов лишили генеральского звания, уволили из госбезопасности, вывели из состава ЦК. Однако ему крупно повезло, ибо родство его сына с Косыгиным спасло разжалованного высокопоставленного чекиста от тюрьмы.

Гвишиани-старший неплохо и тихо закончил свою профессиональную карьеру в Грузии, работая на "теплых местах", в хозяйственно-экономических и научно-технических структурах, подчинённых его сыну в Москве, когда тот стал заместителем начальника ГКНТ при Совмине СССР. Но все эти жизненные перипетии не смогли не сказаться на здоровье бывшего чекиста, повидавшего немало трупов и искорёженных ГУЛАГом судеб людей, ходившего с 1928 по 1953 годы буквально по лезвию бритвы в периоды неоднократных сталинских перетрясок "органов". Несомненно, что именно от этого разжалованный чекист Михаил Гвишиани и рано умер в 1966 году, в возрасте всего 61 года.

Но из-за проблем отца Джермен Гвишиани, даже при помощи своего тестя, Косыгина, у которого в течение 1953 года тоже были некоторые проблемы (он лишился должности зампреда Совмина СССР и его вывели из состава Политбюро, но всё же сделали министром), довольно долго — почти 10 лет — не мог претендовать на заметное место под солнцем — в высшей партийной или государственной номенклатуре.

Чтобы не терять времени, философски пережидая сложный политический и карьерный период, Гвишиани занялся преподавательской и научной деятельностью в области, прямо не связанной с полученным им в МГИМО дипломом международника. Он стал читать лекции и вести семинары на философском факультете МГУ и писать кандидатскую диссертацию по странной для СССР науке социологии — то есть, изучению отдельного человека как члена социума и самого социума как общности отдельных людей, а не идеологической, партийной или классовой категории. Как это ни парадоксально, при советском "социализме" нормальный, простой, обычный человек