мы — хоть на фотокарточку. Я в летней ферязи китайского шёлка, сёстры тоже не плошают, фотограф ставит большую камеру на треноге, одной рукой снимает крышечку с объектива, другой держит блиц-лампу. Сейчас вылетит птичка! Кажется, обычное дело, но мне тревожно. И даже страшно. Что делать? Фер-то ке?

Но здесь, на счастье, я проснулся. Вернулись Mama и сёстры, и мало что вернулись — решили сфотографировать, как я сплю. Кодакировать — так это порой называют.

У нас у всех есть фотокамеры «Кодак». Компактные. Ну, это здесь и сейчас они считаются компактными, на самом деле это довольно увесистые ящички, фунта по два с половиной. Но не пластинки используют, а плёнку, шестидесятимиллимитровую. Катушки хватает на дюжину снимков, что очень удобно. Карточки выходят на удивление хорошие, видны мельчайшие детали, можно даже рассматривать с увеличительным стеклом, такая чёткость.

Но я редко пользуюсь фотоаппаратом, для меня он всё-таки тяжёл, после смартфона-то. Я художник! Мои снимки — у меня в памяти, откуда я извлекаю их с помощью карандаша.

Я дал сёстрам наиграться вволю, пусть фотографируют. Спящий мальчик — беспроигрышный сюжет. Сразу после спящей кошки. Потом сел, открыл глаза, и спросил:

— Где мы?

— Где, где… В Костроме! — ответила Анастасия.

Я встал, прошёл по палубе, глядя вокруг.

— И в самом деле, Кострома! А я-то думал, что Москва!

— Как же мы попадем в Москву? Через Оку разве?

— Можно и через Оку. А лучше построить… вырыть… соорудить канал Москва — Волга, судоходный, как Суэцкий, только лучше. И украсить статуями! Ночью подсвечивать статуи электролампами! Плывешь этак, плывешь… И нечувствительно уже Чёрное море!

— Как же Чёрное? Волга впадает в Каспийское море! — это Татьяна. Любит править ошибки.

— Прорыть другой канал, между Волгой и Доном!

— Кто ж будет рыть? Тут ведь народу нужно будет видимо-невидимо!

— Техника! И народ, да. Профессор что говорил? Профессор говорил, что главная проблема земельной реформы — чем занять высвободившихся крестьян. Вот этим и занять!

— Каналами?

— Каналы, железные дороги, шоссейные дороги, держава наша большая, а путей мало, нужно строить! — я говорил серьезно и даже вдохновенно, но Татьяна прыснула, а за ней и засмеялись остальные. Ну да, смешно. Восьмилетний мальчуган строит планы даже не на песке — на воде, на Волге, у причала Костромы. Но почему бы нет? Если канал Москва — Волга построили в тридцатые, то без революции, без гражданской войны можно построить в двадцатые. Помечтать-то я могу? А План Преобразования Природы? Лесополосы, водоёмы, сады! Всеобщее семилетнее образование! Индустриализация! Каскады электростанций! Построение идеальной монархии в одной отдельно взятой стране! Народное благоденствие есть монархия плюс электрификация всей страны! Аэропланы! Космолёты! Освоение Луны!

Вот что значит поспать днём на свежем воздухе!

Но я благоразумно молчал, планами не делился. Достаточно и канала Москва — Волга. Сочиню индустриальную сказку. Герои — Самоделкин и Карандаш. Годится? Ну, не сейчас, а чуть позже.

Девочки рассказывали о визите в монастырь. Ах, как хорошо, ах, святость разлита в воздухах, ах, какая мудрая матушка-настоятельница! Зря ты, Алексей, не пошёл с нами.

— Монастырь женский, и мне туда ходить невместно! — ответил я.

— Ты ещё маленький, — это Мария, — тебе можно.

— Во мне инокини станут видеть своих нерожденных детей. Посмотрят, и подумают, что и у них мог бы быть такой сын. Отсюда беспокойство и смущение умов. Это первое.

— А есть и второе?

— Конечно. Понравится мне в монастыре — благость, мудрость, святая жизнь — и захочется самому принять схиму. А нельзя. Если Господь поручил нам, Романовым, Россию, то, значит, нужно стоять на посту твёрдо, исполняя монарший долг, как бы ни манили нас монастырские кельи — с пафосом сказал я, повторяя слова отца Александра, что наставляет нас, учит Закону Божьему.

Так и поговорили.

Mama передала подарок от настоятельницы — кипарисовый крестик на волосяном гайтане. Уж не знаю, конский волос, или чей ещё, не стал спрашивать. А крестик из самого из Иерусалима. Освящен вселенским патриархом.

Я с благодарностью принял.

У меня крестик серебряный, некогда подаренный Алексею сущему. И тоже, конечно, из Иерусалима. Крест — это не смартфон, менять кресты просто потому, что подарили новый, продвинутый, не принято. Но всё равно дарят. У меня таких крестиков немало — кипарисовых, серебряных, золотых. Иногда в коробочке дарят, иногда — так. Ну, я его сам в коробочку положу. Потом, когда подрасту, когда станут звать в крестные отцы, буду одаривать этими крестами крестников. Из самого из Иерусалима! Освящен Патриархом!

Все разошлись отдыхать. А я уже отдохнул. Энергией запасся. В каюте жарко, время кондиционеров ещё не пришло. Остался на палубе, дядька Клим принес складной столик и стул, и я стал рисовать пристань, вид с «Межени». Потом попросил Клима, и тот принес мой «Кодак» и штатив. С рук я фотографировать не люблю, руки маленькие, фотоаппарат большой, а со штатива — милое дело.

Установил, выбрал вид, сфотографировал. Ещё раз, и ещё, меняя ракурс.

— Что, Алексей, распробовал чудо фотографии? — это Papa поднялся на борт. А я так увлечен, что и не заметил.

— Стараюсь, Papa, стараюсь.

— За фотографией будущее, — назидательно сказал Papa. — Если рисовать умеют немногие, а рисовать хорошо — и совсем единицы, то навести объектив на предмет съемки и нажать кнопочку может каждый.

— Каждый, у кого есть лишние пятнадцать рублей, — добавил я. Пятнадцать рублей — стоимость фотоаппарата с аксессуарами. И постоянные расходы на плёнку или пластины, на фотобумагу, реактивы.

— Пока да, пока недёшево, — согласился Papa, — но ведь и не невозможные же деньги.

— Конечно, — согласился я.

— К тому же сейчас все больше наших, российских мастерских производят российские камеры.

— Конечно, — опять согласился я.

— Пока из немецких частей, но дай срок, дай срок…

— Конечно, — в третий раз согласился я. От папиного дедушки остался фотоаппарат «ФЭД», довоенный, с выдвижным объективом. Я читал — уже не в «Газетке для детей», а в Интернете, что его скопировали с немецкой «Лейки». Внешне очень похож, да.

— Пишут, что в Германии начинают делать фотоаппараты под кинематографическую плёнку, и фотоаппараты получаются легче и компактнее, — добавил я.

— Я тоже читал, — согласился Papa, — и даже пробовал в деле. Пока до «Кодака» не дотягивают, а нас что интересует?

— Нас что интересует? — переспросил я.

—