Но после того «В» с минусом прошло уже два года.

А Денора не рисовала, кажется, с прошлого лета. С тех пор как ее руки стали достаточно большими, чтобы соперницам казалось, будто баскетбольный мяч полетит в одну сторону, тогда как в действительности он летит совсем в другую.

Она делала большие успехи, и об этом говорит не только ее сестра. Тренер тоже хвалит ее новому папе Деноры после тренировки, и когда через пару месяцев он возвращается домой после горячего сезона, он обещает, что они будут каждый вечер ходить в спортзал и тренироваться, поработают над ее броском слева, при условии, что у нее будут хорошие оценки. Потому что стипендии так просто не раздают.

Новый папа:

– Тебе обязательно надо поступить в колледж?

Та же самая дочь:

– Одними баскетбольными мячами сыт не будешь.

Хотя втайне она все-таки так считает.

Но все же она не добьется больших успехов в баскетболе, если не будет тренироваться, а ни о каких тренировках и речи идти не может, если она не выйдет на твердый средний уровень «В» в школе.

На полях слева Денора очень тонким карандашом пишет свои оценки. Таким способом она напоминает себе, что они нестабильны, что могут измениться в одно мгновение после самого незначительного теста.

Начальная алгебра: В–

Биология: С+

Английский: В+

География: А

Спорт: ААА+

Здоровье:?

Итак, здоровье, когда начинается этот шестинедельный учебный период, может все изменить. Денора рисует три сердечка возле «Здоровья», символизирующие намеченные цели, и заштриховывает первое и половину второго. Она представляет себе, что красная линия поля слева на странице – это столб, рисует темную тень, спускающуюся от него. Она думает о том, как хороший распасовщик удерживает взгляд защитника, чтобы этот защитник не следил за мячом. Она вспоминает то время, когда спиральные блокноты служили вместо тетрадей «Биг Чиф», а она думала, будто это название произошло от горы Чиф, и что ее резервация была единственной, где их использовали. Она настраивается на волну мистера Мэсси, стараясь защитить и дорожных патрульных, и добровольных охотников из Шелби, пытаясь перевернуть эту черепаху дискуссии на спину, чтобы увидеть нацарапанные на ее животе настоящие вопросы, но там нет ничего такого, чего Денора уже не слышала на первых трех уроках, поэтому она закрывает блокнот и оставляет его закрытым, смотрит в окно на прицеп для перевозки строительных материалов с большой вмятиной на боку, оставшийся стоять тут с того дня, когда один выпускник попытался опрокинуть его грузовиком своего отца, за что его исключили из школы, а потом он поступил на работу пожарным и сгорел, не дожив даже до того времени, когда ему полагалось окончить школу.

Но… что это?

В неровной тени того прицепа стоит какая-то фигура. Пара глаз, которые мигают один раз и растворяются на бледном лице, очень похожем на лицо Деноры, распущенные длинные волосы, белая потрепанная в схватках тренировочная курточка-джерси, спортивные шорты, гольфы…

– Мой тренировочный костюм из автомобиля? – думает Денора и придвигается ближе к стеклу, чтобы лучше ее рассмотреть.

Ты смотришь прямо на нее, и твои лежащие на плечах волосы встают дыбом.

Она тебя пока не знает, нет.

Но все еще впереди.

Гэбриел Кросс Ганз, перед самым ланчем.

В тот момент, когда его дочь, которую он не видел две недели, резко отшатывается от окна на своей парте на уроке географии и этим привлекает к себе внимание учительницы, он вытаскивает пыльное ружье из переднего чулана в гостиной своего отца, надеясь, что тот ничего не заметит.

Это старая винтовка Маузера, которую отец обычно заряжал мелкой дробью, так что с ней можно было охотиться даже на мышей. Половицы гостиной покрыты вмятинами и царапинами от дроби, а под правым глазом Гейба имеется настоящий кратер, оставшийся не от юношеского прыща, а от рикошета, только он не уверен, была ли то дробинка, соль, осколок мышиной косточки или щепка дерева, или что-то еще, просто он почувствовал рядом с глазом внезапную острую боль, и, не подумав, шлепнул по этому месту ладонью и, вероятно, только вогнал ее глубже, и это означает, что у него на лице на всю жизнь осталась отметина от соли, или свинца, или щепки, или кости грызуна. Он все время прикасается к этому месту и чувствует себя Циклопом из «Людей Икс», будто он может нажать пальцем на эту точку, эту кнопку, сверкнуть рубиновым оптическим лучом в сторону любого предмета или существа и отправить его в следующую неделю так далеко, что никто его там не догонит.

Однако он уже много лет не читал комиксов и вспомнил о них лишь пару недель назад, сидя на пропахшем дымом диване, на котором, кажется, когда-то умер младший брат Рикки, – официально он утонул. Гейб сидел на том диване потому, что проснулся на нем в сапогах, и когда сел, ему пришлось осторожно вытаскивать руку, глубоко застрявшую между подушками, под которыми лежал тощий, комковатый матрас, свернутый втрое.

Его рука вынырнула оттуда с каким-то комиксом, и он подумал, не дадут ли за него какие-то деньги в ломбарде в Калиспелле, и мысль о ломбарде напомнила ему о старом ружье Маузера: папаша всегда говорил, что продаст его, если ему понадобится быстро достать наличные. Считалось, что это историческое ружье, оставшееся с Первой или Второй мировой войны, которое он унаследовал от одного из своих дядюшек, а тот добыл его на настоящем поле боя.

Гейб задается вопросом, не износилась ли нарезка ствола за годы стрельбы по птицам и мышам. Для этого он открывает ствольную коробку, подносит приклад к свету, льющемуся из окна, и заглядывает в ствол спереди.

Как будто он может определить, износилась ли нарезка или так ее изготовили на заводе. О чем он думал? Ружье все равно старое. Настоящее ружье, которому около восьмидесяти лет, возможно немецкое, и прошедшее настоящую войну, и должно быть изношенным. В любом случае хорошее состояние нарезки не очень-то поможет продать ружье. Его поможет продать это нелепое цевье, которое постепенно сужается и доходит почти до самого конца ствола, и на нем видны cделанные вручную накладки с насечками.

Гейб неожиданно вскидывает ружье к плечу, целится в воображаемую антилопу, скачущую то вправо, то влево.

– Целься в нее, целься… – произносит он, прикрыв левый глаз и уперев правый в прицел, но вдруг его взгляд упирается в скучающее лицо отца.

Отец отбирает у него ружье и оттягивает затвор, чтобы убедиться, что в стволе нет патрона.

– Думаешь, я дурак? – спрашивает Гейб, боком пробираясь мимо отца к холодильнику.

– Ты не получишь военный трофей моего дяди, – говорит папаша.

– Не нужен он мне, слишком старое ружье, – отвечает Гейб, свинчивая крышку с пузатой бутылки с овощным соком.