Может, она поможет ему добраться пешком до неба, еле выговариваю я непослушными губами — моя голова покоится на животе Ханны.

Тебе бы все шутить, Сальво. Нет, серьезно, ее же поместят в прекрасный новый Музей единства на берегу озера Киву, где всякий сможет ее увидеть. Это будет мемориал в честь того дня, когда регион Киву стал гордостью Конго — объединенным и свободным.

* * *

Вот она, трость. Та самая. Лежит перед нами на зеленом сукне стола, миниатюрная копия жезла из палаты общин[29]. Делегаты уже ознакомились с ее магическими знаками, попробовали, насколько она легка. Для старого Франко она имеет особый смысл — только какой именно? Для Хаджа она лишь товар, выставленный на продажу. Из какого материала она сделана? Выполняет ли свою функцию? Мы могли бы продавать такие же, но подешевле. Реакцию Дьедонне определить труднее. Принесет ли эта трость мир и равноправие моему народу? Одобрят ли наши жрецы ее силу? Если мы начнем воевать за нее, защитит ли она нас от Франко и ему подобных?

Макси отодвинулся от стола, вытянув ноги. Он прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла, сцепил руки на затылке — словно спортсмен, ждущий своего выступления. На лице моего спасителя Филипа — спокойная, уверенная улыбка импресарио. У него, вдруг осознаю я, вневременное лицо английского актера. Возраст его может быть от тридцати пяти до шестидесяти, из зрительного зала нипочем не определить. Если Табизи и Дельфин и прислушиваются к моему переводу, внешне они этого никак не показывают. Речи Мвангазы они знают наизусть — как я когда-то знал репертуар отца Андре. Зато в лице трех делегатов я неожиданно обретаю внимательных, пристрастных слушателей. Поскольку Мвангаза обращается к ним со своей пламенной речью на суахили, они имеют возможность услышать его идеи еще раз, в моем куда более сдержанном переводе на французский. Хадж, как человек образованный, слушает придирчиво, Дьедонне заново обдумывает каждое драгоценное слово. А вот Франко внимает мне, сжав кулаки, готовый отправить в нокаут любого, кто осмелится ему перечить.

* * *

Но вот Мвангаза перестает разыгрывать политика-демагога и превращается в профессора экономики. И я, соответственно, беру заданный им курс. Киву постоянно грабят, строго сообщает Мвангаза. Ему-то известно, сколько на самом деле стоит Киву и сколько этому региону недоплачивают. У него есть все цифры, вот они — Мвангаза терпеливо выжидает, пока я запишу их в блокнот. Я исподтишка улыбаюсь ему в знак благодарности. Заметив это, он принимается перечислять горнодобывающие компании, финансируемые из Руанды, которые хищнически разрабатывают наши ресурсы. Поскольку у большинства из них французские названия, перевод не нужен.

— Почему же мы позволяем им это? — с негодованием вопрошает Мвангаза, вновь повышая голос. — Отчего мы стоим в сторонке и наблюдаем, как богатеют враги, эксплуатируя наши недра, тогда как сами только и мечтаем вышвырнуть их вон?

Он поворачивается к карте региона. Ее только что приколол к доске Дельфин, и Мвангаза тычет в нее своей магической тростью: то тут стукнет, то там, а сам разливается соловьем. Следом за ним со своего конца стола разливаюсь соловьем и я, но не так громко и напористо, смягчая его слова, умеряя пыл — и из-за этого Мвангаза видит во мне если и не активного противника, то по крайней мере человека, которого следует переубедить.

Мвангаза обрывает словесный поток, я, соответственно, тоже. Он таращится на меня, используя известный шарлатанский прием: напряженно щурится, чтобы сложилось впечатление, будто его взгляд пронзает насквозь. Даже и не в глаза мне смотрит, а изучает оттенки моей кожи — лицо, потом руки (вдруг они другого цвета?).

— Вот вы, уважаемый переводчик!

— Да, Мвангаза…

— А ну-ка выйди сюда, сын мой.

Для публичной порки тростью? Исповедоваться перед одноклассниками в своих прегрешениях? Пока я обхожу стол, все смотрят на меня, а когда встаю перед Мвангазой, оказывается, что я на целую голову выше его.

— Итак, сын мой, скажи: кто же ты? — в шутливом тоне интересуется он, указывая сначала на Макси с Филипом, а потом на трех чернокожих делегатов. — Один из них или один из нас?

Хоть он и застал меня врасплох, в риторических навыках я ему не уступаю.

— Я — один для всех, Мвангаза! — восклицаю на суахили.

Он заливается смехом, повторяя мои слова по-французски. С обеих сторон стола раздаются аплодисменты, однако зычный голос Мвангазы легко их перекрывает:

— Господа! Этот славный юноша идеально символизирует наш Путь золотой середины! Так последуем его примеру, будем принимать всех в свой круг, будем учитывать все интересы. Нет-нет, не уходи, сынок, постой со мной еще, будь добр.

Мвангаза вроде как оказывает мне честь, но я отнюдь не польщен. Назвав меня “славным юношей”, оставив рядом с собой, он и дальше тычет в карту своей тростью, расхваливая запасы полезных ископаемых в Восточном Конго, и мне не остается ничего иного, как, сцепив руки за спиной, переводить слова учителя, не прибегая к помощи блокнота, — что, впрочем, демонстрирует участникам конференции мою прекрасную память.

— Вот здесь, в Мвенга, друзья мои, золото! А вот тут, в Камитуга, — и золото, и уран, и касситерит, и колтан, и — только, ш-ш-ш, никому ни слова! — алмазы. В Кабамбаре — золото, касситерит и колтан. — Мвангаза намеренно повторяет одно и то же. — Здесь тоже колтан и касситерит, а вот тут, друзья мои, — его трость несколько неуверенно продвигается в сторону озера Альберт, — нефть. Никем еще не измеренные и, возможно, неизмеримые запасы бесценной нефти! И знаете, что еще? Есть в нашем регионе настоящее чудо природы, причем малоизвестное, хотя заполучить его желали бы многие. Встречается оно столь редко, что алмазы в сравнении с ним — уличные булыжники. А называется оно, друзья мои, камитугаит и состоит почти на пятьдесят семь процентов из урана! Кому и для чего это может понадобиться, вы, случайно, не знаете?

Мвангаза выжидает, пока стихнет безрадостный смех.

— А теперь скажите мне: кому достанутся прибыли от всех этих природных богатств нашего края?

Он вновь умолкает, улыбаясь мне и дожидаясь, пока я не задам тот же вопрос слушателям. Я улыбаюсь ему в ответ согласно своей новой роли — любимчика строгого учителя.

— Ну, тузы-воротилы из Киншасы, конечно, получат свою мзду, это точно! Они от своих тридцати руандийских сребреников не откажутся, никак нет! Только не потратят они их на школы, на дороги или на больницы в Восточном Конго, о-о, никак нет! Вот в роскошных универмагах или бутиках где-нибудь в Иоханнесбурге, Найроби, Кейптауне они, пожалуй, осядут, но только не здесь, не в Киву… Никак нет!

Снова пауза. Улыбка, адресованная на сей раз не мне, а трем делегатам. И опять вопрос:

— Разве жители Киву становятся богаче, когда очередной грузовик с колтановой рудой пересекает границы нашей страны?