– Теперь, вижу, кольцо вам впору.

– Да. – Тамира искусно выразила удивление. Она бы заметила изменения в «гайке» с брюликом. Как заметила изменения в облике ювелира. Он словно метил ее похотливым взглядом, и ей даже почудился запах его пахучих желез. Метил, не скрывая этого от Тамиры, но пряча от Анвара, стоя к нему спиной. Не меняя позы, спросил:

– Кофе?

Тамира послала вопросительный взгляд Эбелю.

Тот проявил такт. Относясь к ювелиру с уважением, он не мог уйти сразу по завершении дела.

Куинси вышел из гостиной, чтобы распорядиться насчет кофе, а заодно стереть с лица следы неудовлетворения. Ему – самовлюбленному, самоуверенному, хваткому – показалось, что он пережил маленький кризис. Но, будучи американцем, ему необходимо было сделать вид, что все просто замечательно. Он прогнал последнюю злую мысль: не будь эта девчонка дочерью Эбеля, не была бы столь обольстительна. Все это сделало ее неповторимой. Однако с этой минуты он не мог думать о ней, держа в подсознании образ ее отца. Куинси решил учинить нечто опасное для жизни.

Так получилось, что Анвар продолжил тему, начатую Куинси в ювелирном салоне. Он переоделся в легкий хлопчатобумажный костюм, который довольно странно смотрелся на нем: панама, белая рубашка, пиджак и шорты. В таком наряде он походил на Джулиуса Бенедикта в исполнении Арнольда Шварценеггера в фильме «Близнецы».

Тамира к этому время тоже поменяла одежду. Она вышла на пляж в слаксах и просторной рубашке. Сбросив одежду, осталась в закрытом купальнике. Осторожно войдя в воду, она погрузилась с головой. Долго плыла без дыхания, пока не достигла противоположного берега. Там она вышла на берег и легла на песке спиной вверх.

Анвару показалось, она избегает его. Все еще избегает, с горечью дополнил он.

Он не сводил с нее глаз. Вот она села и показалась ему малышом в песочнице.

– Сабира! – позвал он ее. И вдруг свистнул, привлекая ее внимание. Он полагал, она не обидится на него, он постарался обратить на себя внимание по-молодежному, по-свойски, что ли, раскованно, естественно, разбивая очередную преграду.

На его свист тут же отозвались доберманы, охраняющие территорию виллы лучше любой охранной системы. Они подбежали к хозяину и сели в ожидании очередной команды, просто ласки, которые Анвар раздавал скупо. Он подозвал вожака, другие псы остались на месте; пес получил свою порцию ласки, другие – очередное доказательство его высокого положения в маленькой собачьей стае.

Тамира подплыла к островку неслышно, тихонько повторила свист Анвара. Собаки завиляли куцыми хвостами, но с места не двинулись.

– Когда тебя нет, они подходят ко мне. Правда, проявляя осторожность.

– Так и должно быть, – сказал Анвар, помогая девушке подняться на островок. Она отжала волосы, изящно склоняя голову сначала к одному, потом к другому плечу.

– Вы… то есть ты хорошо говоришь по-русски, – улыбнулась она.

– Наш родственник, – акцентировал Эбель, – мой дядя был профессором в Академии наук во времена СССР, а потом в новой России.

– Я этого не знала.

– Мы часто общались – на арабском, на французском, на русском, все зависело от прихоти дяди. Он был странноватым человеком. Я благодарен ему за связи по всему миру.

Наступила непродолжительная пауза.

– Доберманы прекрасно дрессируются, – сказал Анвар, возвращаясь к прежней теме и наливая девушке сок. – Привязаны только к членам семьи хозяина. До недавнего времени их привязанность проявлялась лишь к одному человеку, к своему хозяину. Посмотри в их глаза. В них ты увидишь радость, благодарность – теперь они смогут расходовать свою ласку на тебя. – Анвар некоторое время молчал. – Эту породу собак вывели в Германии в конце девятнадцатого века… Вывел ее содержатель приюта для бездомных собак, – после непродолжительной паузы закончил он. И пристально посмотрел на девушку, не обидел ли ее. Нет. Но она, похоже, поняла смысл сказанного.

Почему он решил таким образом еще раз напомнить девушке о ее прошлом, Анвар так и не понял. Мог сказать, что это сорвалось у него с языка машинально.

Он предался размышлениям и не заметил, что инициатива на этом островке полностью перешла к Тамире. Вожак стоял подле нее и принимал ласки. Тамира чесала у него за ухом, проводила по длинной шее, рукой касалась крепкой груди. Вожак оскалил зубы, когда Дикарка подозвала к себе другого пса.

– Не жадничай, – сказала девушка. – Не ты один хочешь, чтобы тебя погладили.

И пес подчинился. И Анвар не стал останавливать девушку. Теперь уже два пса стояли возле ее ног. Теперь вся стая предана ей, машинально отметил Анвар. Они порвут любого по ее приказу.

Он громко щелкнул пальцами и отдал команду:

– На место!

Наступила долгая пауза. Анвар не знал, как продолжить беседу. В это время он и потянул нить, начало которой лежало в ювелирном салоне Куинси. И снова ему помогла Тамира. Она посмотрела на кольцо и недоверчиво покачала головой:

– Не могу поверить, что кольца бывают такими красивыми. Не верится, что у меня на пальце кольцо с тремя бриллиантами. Они так сверкают…

Анвар словно скопировал с Куинси, когда взял девушку за руку и коснулся бриллианта; только стиль его речи остался по-прежнему сухим, официальным:

– Это не самый красивый бриллиант. Он не выделится в куче себе подобных. Это бриллиантовая огранка. Смотри, Сабира, грани-фацеты расположены под таким углом, что свет, падающий на верхнюю часть камня, преломляется на павильонные – нижние – фацеты, угол наклона которых, в свою очередь, вызывает отражение значительной части луча в противоположном направлении – через коронку. Ты сказала: он так сверкает. Сверкать может стекло, то, что блестит, но алмаз играет, вспыхивает всеми цветами радуги, он искрится.

Эбель и сам до конца не понимал того, что старается окунуть дочь в другую атмосферу, частично наполненную драгоценностями. Он старался преподнести их не просто как искрящиеся, играющие камни, а как живые существа. Он объяснял ей, понимая, что с места в карьер начинает ее обучение, старается, чтобы она выкинула из памяти прошлое. Он понимает, что хочет многого сразу. Но была бы у него возможность, он бы изменил ее мировоззрение один раз. Он видел, как очищается эта девушка, как блеск бриллиантов наполняет ее глаза не красотой – нет, она была красива, а чистотой, своей игрой, своей неповторимостью. «Она излечивается, – подумал Эбель. – Она быстро излечивается. Но ей нужно привыкнуть ко мне». Он скрипнул зубами… Он прочь гнал мысль о том, что резкий поворот в судьбе этой девушки окончательно сломает ее. Такого просто не могло быть. Он понял это, когда подумал: «Жизнь – это сказка, которая, как и все, имеет свой конец. Мне выдалась возможность вытащить Сабиру из жизни с плохим концом в хорошую жизнь, у которой будет достойное завершение».