Однако работы хватило на несколько дней с утра до вечера, по вечерам же Громов по недоброй русской (кстати, и каталонской — тоже) традиции топил свое горе в вине. Как-то раз его и застал за этим занятием «висельник» Мигель, оказавшийся весьма проворным и по-своему очень неглупым малым, причем наделенным своеобразным чувством юмора, о чем сеньор лейтенант до первой пьянки с ним и не подозревал. А выпить пришлось — хоть и был Мигель не из благородных, Андрей сам же и налил, да еще послал Жоакина в лавку за очередным кувшинчиком.

— Выпить? — агент шмыгнул носом. — А что — и выпью, чего ж не выпить-то, коль не побрезгуете простым человеком, сеньор? Тюльпаны да розы тоже навозом не брезгуют, попробовали бы — и как бы росли?

Громов осоловело взглянул на собеседника:

— При чем тут тюльпаны?

— Это я к тому — что и от подлого люда бывает польза, — хмыкнув, пояснил тот.

Пили быстро, глотая стаканы один за другим, даже Жоакин — и тот принял самое деятельное участие в пьянке, правда, у Андрея все же хватило совести прогнать парня спать, а вот с Мигелем до утра засиделись, даже поболтали «за жизнь», точнее — это агент пьяно изливал свою душу.

— Вот, смотри, сеньор Андреас, как все выходит-то! Раньше, при добром короле Карлосе… не при том, который сейчас, а при том еще, старом Карлосе, который потом умер и началась вся эта гнусная заварушка — драка за престол, будь он неладен! Так вот, при старом короле у нас, при судейской управе, было три следователя и две дюжины агентов, это, правда, считая инквизиционный трибунал — но там бездельники известные, пару ведьм в месяц сожгут и жуют себе сопли, пьянствуют, вот работнички-то, прости господи. Но я не про них, не-ет, я про управу — сейчас там следователей так и осталось — трое — да к ним прибавили еще троих чинуш — составлять отчеты, да еще одного — приглядывать за внешним видом подчиненных, а другого — смотреть за мыслями! Вот ты образованный человек, сеньор Андреас, так объясни мне, как можно за чужими мыслями присмотреть?

— Вот-вот, — разливая вино, поддакнул Громов. — У нас в Думе тоже целый отдел патриотической работы создан! И еще какой-то комитет борьбы с фальсификацией истории…

— Чего-чего?

— Ну типа ваших инквизиторов — такие же бездельники, тоже сожгут пару ведьм да жуют сопли… Ну за нас!

— А еще у нас стажевые отменили, — занюхав рукавом кафтана, пожаловался агент. — Как будто это не я пахал верой и правдой почти двадцать лет, а какой-то чужой дядя. Мол, надо молодых к государственной службе привлекать… так кто ж пойдет-то!

— И у нас та же история, — Андрей охотно поддержал тему, недостатки-то у Российской Федерации и у нищей, почти все потерявшей Испании начала восемнадцатого века, как выяснилось, были почти одинаковые: повальное воровство, мздоимство невообразимых размеров, и дурацкое для обоих хиленьких экономик желание поддержать былые имперские амбиции. Погромыхать, так сказать, военными мускулами.

— Так ведь было б чем громыхать-то! — громко возмущался Мигель. — Последний корабль, стыдно сказать, еще лет двадцать назад построен, еще при старом больном Карлосе, которого сейчас всякая тварь лягнуть норовит.

— Вот и у нас о Леониде Ильиче тоже говорят плохое, а сами-то чем отличаются? Если б не настроили тогда домов — пусть и неказистых, — где бы сейчас все — обычные, не ворюги и олигархи — россияне жили? Прямо скажу — в жопе! Пашешь, как папа Карло, всем налоги дай — этому заплати, тому, другому дай — да сдохнуть легче! На двух с сошкой — семеро с ложкой!

— Ох, как ты, сеньор Андреас, сказал-то славно!

Вроде бы Громов еще не слишком-то хорошо говорил по-каталонски, временами на английский, французский переходил, иногда — и по-русски шпарил, забывшись. А Мигель, окромя каталонского да — немного — кастильского, — никаких других языков не знал, и все же собутыльники очень даже хорошо понимали друг друга, даже когда речь — минуя больную нынче для Андрея «бабскую» тему — вдруг о работе зашла, как оно обычно-то и бывает.

— Так о чем хотел сказать-то, сеньор Андреас, — о простолюдинах, их ведь нам только и разрешено допрашивать.

— Так и у нас только их и сажают, а взять хоть кого повыше… хоть бывшего министра обороны со своими бабами… Руки коротки!

— Да уж, — скорбно поник головою агент. — Графьев да баронов сеньор губернатор не велит трогать — а на дыбу бы их, враз бы все узнали! Ну я не жалуюсь… просто у знатных-то обычно прислуга имеется, а ведь слуг они не замечают, слуги-то для благородных, как и не люди вовсе, ну все равно что мул или мебель. Это ты, сеньор Андреас, один такой, что нами, простолюдинами, не брезгуешь, да и то, верно, потому, что русский. Но я сейчас не об этом, не-ет! О прислуге — да! — выпрямившись, Мигель излагал далее вполне толково и на удивление трезвым голосом. — А слуги, между прочим — люди, да!

— Кто бы спорил! — развел руками Громов.

— А, раз люди — то многое замечают, многое помнят, многое могут рассказать…

— Так-так-так! — Андрей тоже стал как бы вроде трезвый, встрепенулся — а может, и впрямь оба протрезвели уже — к утру-то. — Так ты хочешь слуг похватать?

— Ну не то чтобы похватать… Но так, пощупать их осторожненько. Втайне от хозяев.

Первой Мигель и его белобрысые сотоварищи «пощупали» совсем юную девчушку — служанку баронессы Амалии де Камрес-и-Розандо. Просто, не говоря грубого слова, схватили ее вместе с корзинкой по дороге на рынок, да, сунув в карету, погнали лошадей в гавань, в одну мерзкую корчму, с хозяином которой агенты договорились заранее… да, похоже, он им давненько постукивал, так, из любви к риску и приключениям, особенно на гонораре не настаивая.

Все сделали, как полагается, без дураков — и амбар оказался в меру темным и устрашающим, и со вкусом разложенные на столе инструменты для пыток поблескивали зловеще, и палач — вернее, игравший его роль добрейший дядюшка Паулу, — поигрывая мускулами, грозно махал кнутом. В общем, бедной девчонке было от чего испугаться, к тому же ее перво-наперво раздели да закатили пару оплеух — чтоб напугать да унизить, затем ловко привязали к стулу с высокой спинкой, близ которого как раз очень вовремя прошмыгнула большая серая крыса.

— Ай!

Девчонка побледнела и готова была упасть в обморок, да опытный агент Мигель не дал — плеснул в лицо холодной морской водицею да поднес к губам кулак:

— Ты смотри у меня, девка! Не будешь говорить, что спрошу — так тут, с крысами, и останешься.

— Да что говорить-то? — с надрывом расплакалась бедолага. — И зачем вы меня схватили-то? Это ведь не я, не я колдовала — старуха Берендия, а я только смотрела…

— Ага! — вскинул брови агент. — Смотрела на черное колдовство… И никому ничего не доложила?

— Я не знала, господи-и-ин… у-у-у-у…

— Не вой! — Мигель рассерженно топнул ногою, знаком велев «палачу» покинуть амбар. — Моли Господа, что не о тебе сейчас речь, дева, а о хозяйке твоей, про которую мы о-очень много знаем всего такого, до чего и старухе Берендеи-колдунье далеко!