Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я люблю тебя. Помни это. Чтобы ни случилось — я всегда буду любить тебя. Самую храбрую, самую верную женщину на свете.
У меня колени подкашиваются, в груди теснится горячий ком. Сглатываю, киваю. Смотрю, не отрываясь, словно впитываю, запоминаю.
— И я тебя люблю. Всем сердцем, всей душой. Дождусь, чего бы мне это ни стоило. Ты только верь.
Он улыбается, подмигивает. И его уводит конвой. А я так и стою, глотая слезы. В сердце теплится робкая надежда. Главное — мы вместе. Мы любим. А с этим можно пройти через любые беды.
Выхожу из тюрьмы, щурясь от серого, неласкового солнца. Иду к остановке, кутаясь в куртку. На душе муторно и тревожно. Ну почему, почему все так несправедливо?
Нащупываю в кармане телефон, достаю. Несколько секунд тупо пялюсь на экран, кусая губы. Потом решительно набираю номер.
— Алло, Саша? Это снова я. Скажи… Ты уверен, что у нас получится? Может, стоит надавить на Власова сильнее? Или подключить еще какие-то рычаги? Что-то совсем глухо, никаких подвижек.
Саша вздыхает, и я прямо вижу, как он устало трет переносицу. Бедный, совсем заездила его своими переживаниями. Но а к кому еще идти? Он ведь и сам по уши в этой истории увяз.
— Мариш, давай дождемся результатов расследования. Власов вроде дал показания, сдал кое-кого из своих. Но ребята мутные, отпираются насмерть. Тянут кота за хвост, гады. Видимо, выгораживают себя, сваливая все на твоего Игоря. Мол, он крайний, всех подставил.
У меня аж воздух из легких выбивает от ярости. Вот же сволочи! Удумали, да? На моего Игорька стрелки перевести? А сами, значит, белые и пушистые?
— Ну уж нет! — цежу в трубку. — Фигушки им, а не тихий слив! Сашка, делай что хочешь! Хоть с землей их смешай, хоть на куски разорви! Но я этого так не оставлю!
Он невесело хмыкает, и я представляю, как качает головой. Ну да, дурочка. Мечтательница. Против целой банды прыгает, не боится. А что делать? Любовь она такая… До безрассудства храбрая.
— Ладно, Мариш. Подергаю еще кое-какие ниточки. Авось, с божьей помощью, распутаем этот клубок. Ты держись там. И не раскисай, слышишь? Игорю сейчас нужна твоя сила.
Шмыгаю носом, киваю. Спасибо тебе, друг ситный. За все спасибо — за помощь, за участие. Не представляю, что бы я без тебя делала.
— Буду держаться. Куда ж я денусь-то? Люблю ведь, душой прикипела. Теперь хоть в огонь, хоть в воду — а вытащу.
— Вот и молодец. С таким настроем не пропадешь, это точно. Ладно, отбой пока. Вечером наберу, если будут новости.
— Хорошо. Жду.
Нажимаю отбой, прячу телефон в карман. Невидящим взглядом смотрю в окно подъехавшего автобуса. Невольно прокручиваю в голове наш разговор.
И вдруг накрывает страшной, леденящей душу догадкой. Батюшки мои, да ведь Сашка-то прав! Власов и его шайка-лейка наверняка сейчас все на Игоря спихнут! Мол, он там главный злодей, атаман разбойничий. Вот его и садить надо, а мы так… Погулять вышли.
Нет, ну что за сволочи, а? Сами вляпались по самое не хочу, а теперь в кусты? Ах вы, уроды подколодные! Да я вас в порошок сотру! На британский флаг через мясорубку пропущу!
Кулаки сами собой сжимаются, в груди закипает ярость. Вот, значит, как? Ну ничего, ребятки. Это вы еще Мариши Нечаевой не знаете. Я вам быстро крылышки-то пообломаю. Обратно в худое решето собирать замучаетесь.
С этими мыслями решительно поднимаюсь, выскакиваю на своей остановке. Сейчас домой, к компьютеру. Надо подключать тяжелую артиллерию. Кого там Сашка советовал? Журналистов, общественность? Ну что ж, будет вам и журналистов, и общественность! Задницей всю Москву подниму, но своего добьюсь!
Влетаю в квартиру, швыряю сумку в угол. На ходу стаскиваю сапоги, стягиваю куртку. Подхватываю ноут, падаю на диван. Трясущимися пальцами вбиваю в поисковик: "журналистские расследования, криминал, компромат".
Экран услужливо мигает, выдает ссылки. Разноцветные заголовки пестрят перед глазами. Тут и "громкие уголовные дела", и "коррупционные скандалы", и "кто владеет Россией". Глаза разбегаются, щеки горят.
Ну-ка, и с чего бы начать? Кому бы слить инфу, чтоб шуму было побольше, волны повыше? Кто тут у нас главный правдоруб и борец за справедливость?
Замечаю вдруг знакомую фамилию. Надо же, Воронцов! Тот самый въедливый журналюга, что в свое время расследовал громкую историю с обманутыми дольщиками. Статью тогда тиснул — конкретную, с фактами и фамилиями. Народ на митинги поднял, власть на уши поставил. В общем, шороху навел знатного.
Открываю его блог, пробегаю глазами последние публикации. И вправду, мужик толковый. Непримиримый такой, несгибаемый. Совесть нации, не иначе.
Что ж, отлично. Вот ему-то я все и изложу, как на духу. Про Власова, про его нечистые делишки. И про Игоря моего несправедливо осужденного. Авось, возьмется, раскопает. А там, глядишь, и до пересмотра дела недалеко.
Нахожу в контактах электронный адрес, строчу письмо. Пальцы летают по клавишам, буквы складываются в слова. Я уже не контролирую — само плывет, само просится наружу. Вся моя боль, все отчаяние, вся несгибаемая вера в любовь и справедливость.
"…И я очень надеюсь на вашу помощь. Потому что не знаю уже, к кому идти и у кого просить защиты. Закон словно отвернулся от нас, оставил на произвол судьбы. Но я не сдамся. Буду бороться до последнего. Ведь за моей спиной — Любовь. А она, как известно, и горы свернет, и судьбы людские повернет вспять…"
Дрожащим пальцем жму на "отправить". Откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза. Все, Мариша. Поехали. Сделан первый шаг, брошен первый камень в мутную воду. А дальше — будь что будет.
Остается только ждать. Ждать и надеяться.
35
Время тянулось бесконечной липкой лентой, дни складывались в недели, но облегчения все не было. Я металась между отчаянием и надеждой, между яростной деятельностью и апатией. Писала Игорю в СИЗО страстные, полные любви письма, носилась по адвокатам и журналистам, доказывая его невиновность. Но все было тщетно — жернова системы перемалывали нас, не замечая моих жалких попыток сопротивления.
И все же я не сдавалась. Продолжала обивать пороги, стучаться во все двери. Соглашалась на любые унижения, лишь бы помочь любимому. Игорь был для меня всем — светом в непроглядной тьме, глотком свежего воздуха в спертой духоте камеры. Я жила ради него, дышала им. И знала — он тоже держится только мыслями обо мне.
Однажды поздним вечером раздался звонок. Усталый, напряженный голос следователя:
— Марина Сергеевна, вам нужно срочно подъехать к нам. По