некоторое время с тех пор, как у меня был момент тишины, и, направляясь в свой кабинет, я задаюсь вопросом, удалось ли Саре найти хоть какое-то подобие покоя в этом месте.

Когда я толкаю дверь в кабинет, я сталкиваюсь с зрелищем, которое останавливает меня на месте. Сара сидит на краю большого кожаного кресла, повернувшись ко мне спиной, и листает потрепанный фотоальбом. Комната наполнена мягким шелестом перелистываемых страниц, тусклый свет настольной лампы отбрасывает на нее теплое сияние, пока она изучает изображения.

Она поднимает глаза, когда я вхожу, ее глаза широко раскрыты, в них смешались любопытство и что-то еще, что-то более мягкое, более уязвимое. — Я просто убиралась, — быстро говорит она, как будто ее застали за чем-то, чего она не должна была делать. — Я нашла это, спрятанное в одном из ящиков.

Я пересекаю комнату, мой взгляд скользит к альбому на ее коленях. Прошло много лет с тех пор, как я видел его, много лет с тех пор, как я позволял себе просматривать эти старые фотографии. Воспоминания нахлынули, когда я сел рядом с ней, моя рука коснулась выцветшей обложки.

— Семейные фотографии, — бормочу я, и в моем голосе слышится нотка чего-то, что я не могу точно назвать. — Давно я на них не смотрел.

Сара смотрит на меня, ее выражение лица нерешительно, как будто она не уверена, стоит ли задавать вопросы, которые я вижу в ее голове. Через мгновение она набирается смелости. — Кто они? — тихо спрашивает она, проводя пальцами по краю фотографии.

Я наклоняюсь вперед, мой взгляд останавливается на изображении, которое она держит. Это старая фотография, одна из немногих из моего детства, которая сумела пережить годы. Лицо моей матери смотрит на меня, застывшее во времени, ее улыбка яркая и полная жизни. Рядом с ней мой старший брат Кирилл стоит высокий и гордый, его рука обнимает меня, как бы защищая. Мы все такие молодые на этой фотографии, такие невинные.

— Это моя мама, — тихо говорю я, слова выскальзывают прежде, чем я успеваю их остановить. — Мой брат Кирилл. Это было сделано незадолго до того… до того, как все изменилось.

Сара смотрит на меня, ее глаза ищут мой взгляд. — Что случилось?

Я делаю глубокий вдох, воспоминания царапают края моего разума. Я провел годы, хороня их, запирая их в самых темных уголках моей души, но когда Сара сидит здесь, смотрит на меня с таким тихим пониманием, желание открыться слишком сильно, чтобы сопротивляться.

— Её убили, — говорю я, голос мой ровный, лишенный эмоций, которые терзают меня изнутри. — Я был ещё ребёнком, но помню каждую деталь, словно это было вчера. Мы вышли, а потом... всё произошло так быстро. В один момент она была там, а в следующий... её уже не было.

Рука Сары сжимает альбом, ее глаза широко раскрыты от шока и сочувствия. — Иван, мне так жаль.

Я качаю головой, отмахиваясь от ее извинений. — Не надо. Это в прошлом. Это сформировало то, кем я являюсь, кем мы являемся. Кириллу было тяжелее всего. Он был старше, понимал больше. В тот день он поклялся отомстить, и мы сдержали обещание. Мы сделали то, что должны были сделать.

В моем голосе тьма, жесткость, которую, я знаю, слышит Сара. Я внимательно смотрю на нее, размышляя, не оттолкнет ли это ее, не заставит ли ее правда о том, кто я и откуда я пришел, увидеть меня по-другому. Она не вздрагивает, не отводит взгляд. Вместо этого она протягивает руку, кладя свою на мою, простой жест утешения, о котором я и не подозревал, что нуждаюсь в нем.

— Мир мафии… он темный, опасный. Я потерял свое детство среди его ужасов, среди насилия и кровопролития. Это все, что я когда-либо знал. Это то, что сделало меня тем, кто я есть.

Пальцы Сары сжимают мои, и когда она говорит, ее голос тихий, но твердый. — Я знаю, что это темный мир, Иван. Ты выжил. Ты прошел через это, став сильнее.

Я смотрю на нее, ошеломленный уверенностью в ее голосе, тем, как она смотрит на меня, словно видит что-то большее, чем тьма, которой я позволил себя определить. — Возможно, — бормочу я, проводя большим пальцем по ее костяшкам. — Но это мир, который я бы никому не пожелал. Теперь… ты его часть.

Она встречается со мной взглядом, ее глаза полны эмоций, которые я не могу точно назвать, что-то среднее между решимостью и пониманием. — Я выбрала это, Иван. Я знала, на что иду. Я не позволю тьме поглотить меня целиком.

Ее слова ударили меня сильнее, чем я ожидал, пробудив что-то глубоко внутри меня. Я не отвечаю сразу, вместо этого позволяя тишине растянуться между нами, тяжелой от веса всего, что осталось невысказанным.

В этой тишине возникает новое понимание, связь, которая кажется крепче всего, что было между нами раньше.

Груз прошлого висит между нами, общее бремя, от которого никто из нас не может избавиться. Я вижу, как эмоции бурлят в глазах Сары, когда она слушает мою историю, как смягчается ее выражение лица, когда она осознает боль и утрату, которые я только что обнажил. В ее взгляде есть что-то еще, что-то более глубокое, отражение ее собственных трудностей и шрамов, которые она несет.

Мне не нужно просить ее открыться; я вижу, что она готова, что она держится за свою собственную историю, просто ждет подходящего момента, чтобы выпустить ее наружу. Она делает глубокий вдох, ее пальцы все еще переплетены с моими, и начинает говорить.

— Мое детство было совсем не похоже на то, что на этих фотографиях, — говорит она тихим, почти нерешительным голосом. — Моя мать... она никогда не заботилась обо мне или моем брате. Она всегда была где-то, пьяная, с каким-то новым парнем. Я даже не помню времени, когда она была трезвой. Она была больше похожа на чужака, живущего в нашем доме, чем на мать.

Я чувствую, как что-то, сочувствие, гнев, я не уверен, шевелится в моей груди, когда я слушаю ее. Мысль о том, что Сара, сильная, стойкая женщина, которую я узнал, была заброшена и брошена в детстве, что-то внутри меня скручивает. Я крепче сжимаю ее руку, молча призывая ее продолжать.

— Мой брат был еще ребенком, — говорит она, ее голос слегка надтреснут. — Ему нужен был кто-то, и это