Мама заглядывает в духовку.

– С гусем – да. А с тобой?

– Со мной тоже все хорошо.

– Не похоже. Я совершенно тебя не узнаю. На тебе же лица нет. Он… обидел тебя?

Маня трясет головой. Хорошие же у нее подруги! Взяли и выдали родне все ее тайны! Теперь ни им покоя не будет, ни ей.

– Нет! Не придумывайте. И не переживайте, ладно? Я уже взрослая девочка.

– Да что нам теперь переживать, Мань? Вот раньше – другое дело.

– Раньше? – Марфа сводит брови.

– Конечно. Другие девочки влюблялись, разочаровывались, страдали и снова влюблялись. В общем, делали все, что положено им по возрасту. А ты… ну, не знаю. Как будто была не такой, как все. Излишне самостоятельной, серьезной, сосредоточенной. Иной раз я совершенно не знала, как к тебе подступиться. В моих советах ты не нуждалась, в помощи – тем более. Ты никогда не приходила ко мне, чтобы поплакать или пожаловаться… На несчастную любовь, или… не знаю. Какие-то другие проблемы, понятные каждой девочке. И от этого я чувствовала себя как будто ненужной. Хм… Кажется, я какие-то глупости говорю.

– Да нет, мамуль. Что ты! Перестань… Ты же не собираешься плакать?

– Нет, конечно!

– Вот и хорошо. Пойдем за стол, а то с моими неожиданно возникшими девчачьими проблемами мы все веселье пропустим!

За стол они, конечно, возвращаются. Но с весельем дело обстоит сложнее. Мане невесело от слова совсем… И ничто не может поднять ей настроение. Так что когда ее подружки раскланиваются, чтобы отправиться встречать Новый год в клуб, Марфа решает упасть к ним на хвост. Ну как упасть? Сказать родителям, что будет с ними. А самой поехать домой, чтоб никому не портить праздник своей кислой физиономией. Так и делает. Усаживает девчонок в такси и идет к себе. Здесь недалеко. Всего три квартала. И такая вокруг красота… К своему дому Марфа подходит уже в двенадцатом часу. Какого-то черта вспоминает идиотскую пословицу про то, что как Новый год встретишь, так его и проведешь. И так жалко себя становится, что на глазах выступают слезы. Из-за которых она и не замечает возникшего на ее пути препятствия.

– Ой! Извините… – шмыгает носом.

– Маня?! Ну, слава богу! Я уж думал, что зря приехал.

– Арсений?

Марфа часто-часто моргает. Такого не может быть…

– Ничего, что я не по графику? – сощуривается он. – Или погонишь?

А она-то и говорить не может. Лишь головой мотает. Туда-сюда. И слезы с ресниц капают. Хорошо, что на улице темно, Брага их не видит.

– Как ты меня нашел?

– Не без труда!

Злится. Она чувствует, что он злится… Ну, еще бы.

– А почему не предупредил, что приедешь?

– Потому что не планировал приезжать!

Что ж. По крайней мере, это честно. Спросить, почему же тогда он здесь – страшно. И Маня опять замолкает. Так, в молчании, открывает дверь в подъезд. Подходит к лифту. Брага, что идет за ней по пятам, стоит за спиной. Она чувствует исходящее от него тепло. Его дыхание обдает ее шею жаром. Двери лифта расходятся. Марфа делает шаг. Брага заходит следом. Двери с тихим жужжанием закрываются. И все… Арс налетает на нее, прижимает к стенке и впивается в губы. Маня даже пикнуть не успевает. Да и не хочет она… ни пищать, ни возражать. Она так неистово по нему соскучилась, что все внутри ревет. И она ревет! Целует его и плачет. Потому что чуть было не потеряла. Из-за своей чрезмерной гордыни. В конце концов, какая разница, сколько Арсению потребовалось времени, чтобы что-то понять? Да и что он там понял, тоже какая разница? Если сейчас он с ней.

К счастью, лифт останавливается до того, как она начинает сдирать с Браги одежду.

– Какая дверь?

– Налево.

Ключи в руке Марфы звенят. Она тычет в замочную скважину и никак не может попасть.

– Ай, дай я!

У Арсения получается лучше. Хотя в замок он тоже попадает не с первого раза. Наконец, дверь поддается. Они вваливаются в квартиру. На пол летят куртки и Манина шапка. На остальное терпения не хватает. Брага сметает с комода стоящую на нем дребедень и усаживает на него Маню. Та, не теряя времени, расстегивает его брюки. Под которыми он уже полностью готов, да…

– М-м-м, – стонет ему в губы. Брага хищно оскаливается. Задирает юбку на талию и, как настоящий дикарь, рвет капрон.

– Неандерталец!

– Угу. Как тебе моя дубина? – сипит, резким толчком погружаясь внутрь.

– О-ох.

– Ох, хороша?

– Великолепна, да… – шепчет Маня в беспамятстве.

– Ну, держись. Посмотрим, как ты запоешь, когда я тебя отхожу. – Толчок.

– Ум-м-м… – И еще один. От удовольствия у Мани закатываются глаза, и ее бросает в пот. Мокрые ладошки соскальзывают с гладкой поверхности комода. В отчаянной попытке удержаться Маня обхватывает шею Браги руками. Касается его губ. И подлетает вверх, когда он снова в нее врезается.

– Получай!

– За что? – впивается зубками в его нижнюю губу.

– Это? За вредность! – Толчок. – Это – за бредни про трудные поиски сексуальных партнеров. – Толчок. – Это – за то, что прогнала меня, как дворнягу. – Толчок. – Что я еще забыл?

– По-моему, ты озвучил полный список моих прегрешений. Теперь перейдем к твоим. – Маня скрещивает ноги в щиколотках, взяв бедра Браги в плен. – Это, – насаживается, – за то, что попытался откупиться от меня подарками. Это… за то, что даже номер телефона не спросил! Это… за то, что пропал на две недели. Это за…

– Да понял я, понял… Оо-о-ох, вот так, да…

Брагин перехватывает инициативу, прижимает Маню к стене спиной и заканчивает экзекуцию серией яростных глубоких толчков. Им не до разговоров. Оргазм накрывает волной, шумит в ушах, сердце колотится в горле. Где-то далеко, за окнами, взрываются фейерверки. Но самый яркий и красивый – на обратной стороне век.

– Кажется, мы пропустили Новый год, – задыхаясь, шепчет Брага Мане на ухо.

– А по-моему, нет.

Арсений чуть отстраняется. Ловит Манюнин взгляд. Долго-долго вглядывается в густую синь ее глаз и с тихим смехом с ней соглашается:

– Твоя правда.

Маня в ответ робко улыбается. Чуть еще помедлив, Арсений ставит ее на ноги.