К тому времени, когда я вернулась в свою маленькую домашнюю пещеру, мой разум был, за неимением лучшего термина, затуманен. Из-за усталости, боли и урчания в животе, я была в плачевном состоянии, когда, прихрамывая, вошла внутрь, все еще держась за ребра. У меня не было времени смыть кровь Прига со своей правой руки, и мои порезы и царапины покрылись коркой крови и грязи. Несмотря ни на что, я не была побеждена. Управляющий, возможно, и разрушил мои надежды на спасение, но Тамура взамен дал мне гораздо большую надежду. Возможность побега.

Большая часть моей бригады спала, включая Хардта, но Изена не было. Джозеф увидел, как я вошла, и попытался встать, но тут же привалился спиной к дальней стене, схватившись за грудь. Я решила, что у него тоже сломано ребро. Боль, конечно, мешала стоять.

Я захромала дальше, а Джозеф с трудом поднялся на ноги, на этот раз не потеряв сознания. Его раны выглядели так, словно о них позаботились; я не сомневалась, что это работа Хардта. Этому человеку следовало бы стать хирургом, но таких сильных людей, как Хардт, всегда учат сначала драться, а потом лечить. Я думаю, он должен быть благодарен своему отцу за оба эти умения, хотя Хардт никогда не стал бы благодарить своего отца ни за что.

Когда я подошла ближе, Джозеф подался вперед и обнял меня. Я не уверена, кому из нас было больнее от этого объятия. Две горошины в стручке страдания. Несмотря на боль, я прижалась к нему и впервые за долгое время немного расслабилась. Джозеф всегда умел успокоить меня, дать мне почувствовать, что я любима и защищена. Надеюсь, я делала то же самое для него. Прежде чем я смогла сдержаться, у меня вырвались рыдания, и я заплакала навзрыд, уткнувшись в его плечо. Мои ноги, наконец, подкосились, и мы вместе опустились на пол.

Время — странная штука, с этим согласны даже мастера хрономантии. Оно вечно течет вперед, и, хотя его скорость никогда по-настоящему не меняется, в нашем восприятии секунда может длиться час, а день пролететь в мгновение ока. Я не знаю, сколько времени я провела, прижавшись к Джозефу, знаю только, что из этого странного транса меня вывел Изен.

Хардт уже проснулся, в его руке была миска с водой, а у Изена был маленький глиняный горшочек. Это был целебный бальзам, приготовленный из мха, который растет глубоко под землей. Тем, кто сражался на арене, после каждого боя давали по одному такому горшочку, если они выживали в бою. И Изен предлагал бальзам мне. Я не горжусь тем, что воспользовалась им, и, наверное, я проделала хорошую работу. Мои раны были довольно серьезными, и ни одна из них не была обработана.

Изен никогда не говорил о своей вспышке гнева, случившейся ранее в тот день. Он назвал меня глупой маленькой девочкой, и в тот момент он не шутил. Но как бы быстро Изен ни приходил в ярость, он также быстро забывал об этом, особенно когда Хардт был рядом и вразумлял его словами. Или вбивал в него разум, если не хватало слов. Думаю, я завидовала Изену. Я никогда не могла забыть свой гнев, который только разжигал пламя, пока оно не выжигало все остальное дотла и не делало меня слишком обугленной и израненной, чтобы о чем-то заботиться. Возможно, если бы я была немного больше похожа на Изена, у меня было бы больше друзей и меньше врагов. Но я та, кто я есть, и к черту попытки притворяться, что это не так.

— Ты сильно хрипишь, — сказал Хардт, когда Джозеф отстранился от меня и взял миску с водой.

Я кивнула:

— Больно дышать.

— Звучит так, будто вы оба сломали ребро, — сказал Хардт.

— Приг был так любезен, что сломал его для меня, — сказала я, улыбаясь им, несмотря на то что левая сторона моего лица распухла и горела от боли. — Он больше так не поступит, этот засранец.

— С какой стороны? — Джозеф намочил в воде кусок ткани и начал протирать рану на моем лице. Ткань стала коричнево-красной. Я думаю, что, если бы мне зашили рану раньше, она не оставила бы такого заметного шрама. Теперь это неровная линия сморщенной кожи, идущая от уголка моего рта почти до уха. Напоминание об аде, который превратил меня в ту, кто я есть. Я ношу его с дикой гордостью. Этот шрам часть меня, символ того, через что я прошла. Он показывает, что ни один ублюдок не сможет сломить меня, как бы сильно ни старался.

— Справа, — сказала я.

Джозеф усмехнулся, поморщился и постучал себя по левому боку.

Хардт покачал головой.

— Этот слизняк нанес вам симметричные повреждения, — сказал он. — Как любезно. Подними рубашку. Мне нужно перевязать твое тело.

Было очень больно поднимать мои лохмотья, но я справилась, остановившись на сиськах. Я знаю, что было бы проще просто снять покрытую грязью рубашку, но я не хотела, чтобы Изен видел мою грудь, не тогда, когда она была покрыта пылью, потом и копотью. Я покраснела от этой мысли, не важно, насколько это было чертовски глупо. Никто, казалось, не обратил на это внимание, или, может быть, они были слишком вежливы, чтобы что-то сказать. Хардт принялся обматывать мою грудь бинтами, и я закрыла глаза от боли.

Джозеф и Хардт продолжали обрабатывать мои раны, пока Изен расхаживал по пещере. Остальные изо всех сил старались не смотреть, но я была почти полуголой, и некоторые из них, вероятно, не видели сисек много лет.

— Ты ударила его осколком в шею, — сказал Изен, расхаживая по комнате. — Это не остановит Прига. Скорее всего, он станет только хуже. Он убьет тебя, Эска.

— Я заключила сделку с Деко, — прохрипела я распухшими губами. — Наш жирный бригадир не тронет меня, пока я буду полезна Деко.

— Полезна в чем? — В голосе Джозефа послышалось раздражение.

— Ни в чем подобном. — Я ударила его по руке, но у меня не хватило сил, и я промахнулась. — Информацией о…

Хардт и Изен наблюдали и слушали. Они все еще не знали, что я была Хранителем Источников, и я поняла, что меня это больше не волнует.

…о любых существах из Другого Мира, которых они здесь найдут.

— Ты сказала ему? — спросил Джозеф. Я остро осознавала, что он все еще промывает открытую рану на моем лице.

— Он уже, черт возьми, знал, — сказала я со вздохом.

— Знал что? — спросил Изен.

Хранить секреты