что она болезненная и опухшая, но не вспыхивает новой болью при малейшем прикосновении. За это я благодарна. Уродливый шрам, портящий мое лицо, — это одно, но было бы гораздо хуже, если бы в рану попала инфекция.

Я на ощупь выбралась из туннеля, опираясь на стену и позволяя памяти вести меня. Несколько раз я спотыкалась и каждый раз боялась, что больше не смогу встать, — таких усилий мне это стоило. В конце туннеля забрезжил свет, на стене коридора висел зажженный фонарь. Других струпьев поблизости не было, местность давно была заброшена ради туннелей, шедших под нами. Я была этому рада.

Словно старая гончая, оставшаяся без присмотра, я обнаружила, что направляюсь к туннелю моей бригады, и вскоре сообразила, что понятия не имею, который час. Понятия не имею, началась ли наша смена или нет. Добравшись до туннеля, я обнаружила, что в нем никого нет. Вместо того, чтобы повернуть назад, я двинулась дальше. Фонарь, висевший на стене, отражал свет от чего-то мокрого в самом конце. Что-то темное и блестящее. Я знала, что это кровь. Я это знала! Но я должна была увидеть. Неважно, как сильно у меня скрутило внутренности и мне захотелось повернуться и убежать, я должна была это увидеть. Я должна была знать, чего стоило мое неповиновение. И кто за него заплатил.

Не знаю, сколько времени я провела, уставившись на лужу крови на полу туннеля. Она была свежей. Все еще влажной. Накануне ее там не было. В тот день, когда я дала отпор Пригу. В тот день, когда я вонзила лезвие в его жирную гребаную шею. Я не знала, чья это была кровь, но я знала, чья это была вина. Я знала, и это превратило все мои маленькие победы накануне в пепел. Приг больше не мог вымещать свой гнев на мне, но защита Деко не распространялась далеко. Точно так же, как любой хулиган, лишившийся одной жертвы, он вымещал свое разочарование на другой. Такой хулиган, как Приг, никогда не отступит, не остановится, не сможет произнести слов, которые раскроют в нем что-то хорошее. Он был отвратительным, злобным куском дерьма, и это было все, чем он был. Кем он всегда будет. Легко поверить, что каждый может быть спасен, если только дать ему шанс. Это гребаное вранье. В этом мире есть люди, которые находятся за пределами искупления, за пределами сострадания и за пределами гребаного разума. Я боролась за то, чтобы освободиться от Прига, а этот ублюдок убил кого-то, чтобы почувствовать себя лучше, пусть даже на мгновение. Такие люди не заслуживают даже шанса искупить свою вину. Такие ублюдки, как Приг, заслуживают только смерти, предпочтительно, блядь, самым болезненным способом из всех возможных.

Я спросила себя, чья это была кровь — Хардта или Изена. Кто из двух моих друзей был мертв? Невозможно было выжить, потеряв столько крови. В груди у меня снова что-то сжалось, холодные щупальца обвились вокруг сердца. Один из них был мертв, и это была моя вина. Приг, возможно, и использовал оружие, но к этому его подтолкнула я. Предательская часть меня надеялась, что это был не Изен, и я ненавидела эту часть. Желать, чтобы это было не так, означало надеяться, что это было не так. Невозможная ситуация, невозможный выбор, но, конечно, мое глупое юное сердце потянулось к брату, который меня привлекал.

Рядом лежала кирка, кусок дерева с металлическим шипом на конце. На кирке была кровь, засохшая и превратившаяся в ржаво-коричневое пятно. Я плохо соображала. Воровать инструменты из туннеля было против правил. Но мне было уже все равно. Я схватила кирку и, прихрамывая, вышла из туннеля, волоча ее острие по полу за собой.

Идя обратно, я встретила пожилую женщину с седыми волосами, у которой отсутствовало большинство зубов. Она, казалось, даже не заметила, что у меня в руках была кирка. Она посмотрела на меня с улыбкой и кивнула, когда я проходила мимо. Тогда я этого не знала, но я уже была печально знаменита в Яме. История о том, как я вошла на Холм и стояла перед Деко, распространялась как чума. Не имело значения, сколько в ней было правды, она распространялась. Слухи подобны воде, пролитой на ровную поверхность. Чем дальше они распространяются, тем больше и жиже становятся. Вскоре другие струпья заговорили о моем эпическом бое с Хорралейном и о том, как я отправила его в нокдаун, чтобы добраться до Деко. В слухах о том бое я вела себя лучше, чем во всех наших последующих встречах. Несмотря на все, я не могу ненавидеть Хорралейна. Я слишком уважаю этого злобного гада.

Сняв фонарь со стены, я вернулась к щели. Тамуры по-прежнему нигде не было видно. Я отнесла кирку и фонарь в дальний конец туннеля, задула фонарь и накрыла их обоих одеялом Тамуры. После этого я на ощупь выбралась из туннеля и направилась к главной пещере. Я понятия не имела, было ли сейчас время кормления или нет, но за выигрыш в кости, фишки или карты можно было получить еду, а мне нужно было поесть. Мой желудок был бурлящим голосом боли.

Время кормления у Корыта почти подошло к концу. Я услышала шепот, когда подошла ближе, и увидела, как лица поворачиваются в мою сторону. Я спросила себя, насколько побитой я выгляжу. Я спросила себя, могу ли я выглядеть хуже, чем вчера. Но мне было все равно. Никакие взгляды всех струпьев мира не могли удержать меня от моей скудной порции хлеба и каши. При мысли о еде у меня заурчало в животе, и я захромала вперед, даже не задумываясь, почему передо мной расступается небольшая толпа.

Капитан, подававший еду струпьям, с лихвой компенсировал отсутствие у меня интереса к поведению остальных. Он посмотрел на меня с отвращением, приподняв одну бровь и слегка улыбнувшись. Мне по-прежнему было все равно. Я протянула руку, взяла свою еду и повернулась к столам.

Передо мной стоял Изен, пристально глядя на меня. В этот момент я забыла обо всем, больше не заботясь о том, что мы стоим в очереди к Корыту, и даже о том, что каждый струп в пещере наблюдает за мной. Я шагнула вперед и обняла его, положив голову ему на грудь и крепко прижимая к себе.

Честно говоря, я не могу вспомнить, кто из нас вырвался из этих объятий, только я почувствовала, как член Изена, касающийся моего бедра, начал напрягаться, а затем мы отстранились друг