— Оборотни, бляха! — заворожено протянул другой.

Картина жуткая. Рычание, бешеная энергия, всплеск дикой ярости — три здоровых волка с легкостью рвали на части труп женщины. Вырывали из тела куски мяса, сжирали их с голодной жадностью.

Боевики привычно наблюдали за этой картиной. Они даже не прятались от волков. Зачем? Их эти твари не трогают. В генной системе хищников заложен код — запрет. Можно трогать всех, но только не людей, на которых введен запрет.

Наконец кровавый пир закончился. Волков убрали. От покойницы осталось только кровавое месиво. Кости с окровавленными кусками мяса, ободранную до неузнаваемости голову упаковали в брезентовый мешок. Бросили его в джип. И повезли обратно.

Останки госпожи Нырковой будут сброшены неподалеку от города Семиречья. Так решил ее муж, ныне безутешный вдовец. Жена его будет не более чем очередной жертвой нападения волков. И для города это будет чуть ли не обыденное явление. И еще одно напоминание, что в тайгу соваться опасно. Тайга — это смерть…

В отпуске отдыхалось хорошо. Лучше не бывает.

Канары, Багамы, Кипр — все это отпало само по себе. Да что там заграница! Степан не захотел ехать даже в Крым или Сочи. А вот в деревню к родителям Жанны отправился с удовольствием. Две чудесные недели на лоне русской природы провел. Красота!

Остальное время на берегу любимого Глубокого озера. В доме Жанны. Оказывается, у них под боком курорт не хуже, чем в Анталии. Даже лучше. Ибо за границей Степана никто не знал. А здесь, в Битове, официанты едва в шеренгу не выстраивались, когда он заходил в ресторан. Едва он появлялся с Жанной где-нибудь на диско-шоу, диджеи готовы были прокрутить для него хоть гимн Советского Союза. Только вот в казино крупье почему-то не подыгрывали ему. А там он пару раз был. И проиграл семьсот долларов.

К сожалению, это был не самый неприятный момент за время отпуска. Хуже было узнать, что опера его оплошали. Рому Лозового в отпуск не по уму проводили Отправили домой с табельным пистолетом и командировочным вместо отпускного. Ну, понятное дело, отпуск, тем более летом, событие замечательное. За друга все были рады. Но зачем же нажираться до тумана в голове?

Хорошие они ребята. И малопьющие… Вот именно, малопьющие. Пьют мало. Опыта почти никакого. Вот и допустили оплошность. Так Степан Хлебову доложил. Тот лишь вздохнул да махнул рукой Дальше его дело не пошло

Все бы ничего. Только беспокоила Степана нехорошая мысль. Не очень понравился ему недавний звонок Лозового. Позвонил ему вечером. Беда, говорит. И тут же связь оборвалась. Как будто кто-то провод обрезал.

Потом снова звонок. И снова беда. Но тембр голоса уже не тот. И беда как будто не та, с которой он первый раз позвонил. Пистолет он в чемодане обнаружил. Жутко испугался. Поверить в это можно. Но если не очень хорошо знать Лозового. Будет он расстраиваться из-за какого-то пистолета. Мог бы просто позвонить, сказать, что виноват, дурак, исправлюсь… Но говорить, что беда…

Как будто что-то очень нехорошее стряслось с Романом. Только Степан отгонял от себя эту мысль. Ну что могло стрястись?

На следующий день он сам позвонил в Семиречье. Но получил ответ, что связь с этим городком отсутствует из-за повреждения на линии. На другой день связь наладилась. Но трубку в доме Лозовых взял брат Ромы, Артем. Сказал, что Рома заболел. Вода у них в реке очень холодная. Горло Рома застудил. Ангина у него. Степан просил передать ему трубку.

Рома ответил. Голос хриплый, простуженный. Но шутил. Приглашал Степана приехать в Семиречье. В речке их искупаться. На пару, говорит, болеть будем… Рома в своем репертуаре. Степан и успокоился. Пожелал ему скорейшего выздоровления, попрощался и положил трубку.

И все же осадок в душе остался. Что-то не так с Ромой, что-то не так…

Но сегодня он думал не только о Роме. Сегодня у него веселый денек. Все, закончился отпуск. На службу он выходит. Вернее, уже вышел…

Степан широко распахнул дверь в кабинет Комова и Савельева. Сидят, голубчики. А с ними и Кулик. О чем-то треплются. При появлении начальника встали. Охламоны! Хорошо, руки в приветственном жесте «хайль, Круча!» не выкинули.

— Степан Степаныч! — расплылся в довольной улыбке Эдик.

— Прими соболезнования, командир! — сделал трагический вид Саня.

— А ты чего молчишь? — спросил Степан у Федота.

— Так это… Чего радоваться? — замялся тот.

— Да ладно, забыли про пьяный пистолет, — хлопнул его по плечу Степан, да Так, что тот едва удержался на ногах.

Федот немного ожил.

— Степан Степаныч!.. — На пороге возник Иваны ч.

Только физиономия у него какая-то не такая. И Степан уже понял, почему.

— Неужто мокруха? — нахмурился он.

— Да, только что звонили…

— Ну, здравствуй, Иваныч!.. — мрачно усмехнулся Степан.

— С возвращением вас, товарищ майор! — радостно и, казалось бы, не в тему загрохотал Федот,

И заключил Степана в медвежьи объятия. А только что стоял как в воду опущенный.

— Комов, выстави зажигание. С позднего на раннее… — посоветовал ему Степан.

— Да нет, командир, с зажиганием у меня все в порядке… Мокруха!

— Что мокруха?

— Мокруху тебе, начальник, разгребать. На тебя все шишки. А я умываю руки. Теперь я не за тебя — я за себя. Просто опер… Что прикажете делать, товарищ майор?.. Степаныч, классно, что ты так вовремя появился!

— Ну ты и жук!

Степан хлопнул его по другому плечу. Федот сдвинулся на шаг в сторону. Это ж надо, какая сила у него в руках. Комов ведь не просто человек Человек-гора. А он эту гору запросто с места сдвинул…

* * *

Мужчина лежал на полу в прихожей собственной квартиры. На спине. В одних трусах. Голова неестественно запрокинута набок. Горло вскрыто ножом или каким-то другим режущим предметом. Язык высунут через разрез в горле. Весь пол залит кровью.

— Колумбийский галстук, мать его так, — глубокомысленно изрек Савельев.

Степан и Комов двинулись дальше. Вошли в спальную комнату роскошной четырехкомнатной квартиры. Там на постели лежала голая женщина. Руки раскинуты в стороны, в ложбинке между грудей торчала рукоять кухонного ножа. Из раны на постель протянулась засохшая струйка крови.

— Красивая женщина… Была, — сказал Комов. На всякий случай Степан нащупал артерию на шее. Пульс, конечно же, отсутствовал.

— Была… — кивнул он.

Федот внимательно рассмотрел рану и нож в ней.

— Удар хороший. Мужик бил. С силой и со знанием дела…