— Что?

— Я говорю, понял я, о чем речь. Что сказать хотел?

— Совет…бует…зцы.

— Чего? Повтори, не понял.

— Со… тре… обр…цы.

— Совет требует образцы? Образцы чего?

— …ва.

— Что?

— …ва.

— Да еп… Чего? — злился Дьякон.

— Сущ…ва!

— Что? Совет требует образцы существа?

— Да. Пра…но.

— Да зачем? На кой черт нам этот геморрой, Дитрих?

Дьякон расстроился, и было из-за чего. Это уже не просто миссия по поимке некоего человека. Это охота на непонятно что. Она требует времени, сил, сноровки. И может стоить кому-то из его команды жизни.

— …каз!

— Что?

— Это…

— Чего?

— Это при… Приказ… а при аются! Сам… Как …ял!

— Я понял, что приказ! Но это все усложняет!

— Ни… ху… же… деры!

— Чего?

— Мы же… …ры!

— Да-да. Мы рейдеры, и нам море по колено, и хрен по плечо! Но черт возьми!..

— Так надо!.. Мож… жить… Молохов к е… …атери!

— А молохи при чем тут?

— Да задр… еп… в жо… еб… …рать долб…

Теперь казалось, что из себя выходит уже Дитрих.

— А что с клиентом нашим? Уже по боку?

— Нет! Он… жен… и…цы… суще… Понял?

— Блин, на хрена я вообще про эти следы доложил? — пробормотал Дьякон сам себе. — Ладно! Задача ясна.

— Что?

— Да понял я все! Нужен и клиент, и образцы существ! А сколько их надо?!

— Пов…ри!

— Сколько образцов!

— …кая и…кая!

— Как-как?

— Что?

— Повтори, я не понял!

— Мужс… и женс…

— Мужская и женская? Черт бы вас побрал! Нам еще под юбки к ним заглядывать?

— Чего?

— Да понял я все! Мальчика и девочку! И чтоб любили друг друга до одури!

— Ка… де…чки? Вы чем там есь?! Еб аш…ать!

— Дитрих, не делай мне мозги! Я все понял!

— Что?

Дьякон прикрыл рукой микрофон и тихо произнес:

— Иди в жопу, вот что. — Затем снова поднес микрофон к губам. — Задача ясна!

— …то?

— Ясно все!!!

— Надеюсь! И запо…ни… еще… чудо… очень… ребенок! Эт… ег… дет…

— Что? Какой еще ребенок?! Какие дети, чьи?!

Ответа не последовало.

— Дитрих! Как слышно меня, прием?!

В ответ снова шипение и хрипы.

— Черт! Оби, что такое?

— Да похоже, конец связи. Может, буря где-то между нами началась, — ответил радист, взглянув на приборы.

— Ну, тем лучше, — вздохнул командир. — А то мне эти цэу из центра досаждать стали порядком.

— Дьяк, ты знаешь правила, — пожал плечами Обелиск. — Надо подготовить доклад для следующего импульсного сигнала и упомянуть в нем, что мы поняли смысл данных нам приказаний.

— Да знаю я, — поморщился Дьякон. — Ладно. Сейчас подготовим текст для следующего сообщения. А пока позови Рипазху. Отдельно поблагодарю его за эти чертовы следы, а заодно и обрадую. Пусть теперь ищет мальчика и девочку этой гребаной неведомой херни.

Сабрина посмотрела еще раз назад. После стычки с трутнем ей бы уверовать в свою силу и выполоть ростки страха, ведь она вышла победительницей. Но рассудок то и дело бил ее исподтишка, словно крепким снежным комком в спину, заставляя резко обернуться и искать пару ничего не выражающих фасеточных глаз, что следили за ней. Но больше не было никаких тварей. И она мысленно ругала себя за слабость. За то, что отсутствие отца рядом подавляет ее. За то, что уверенность в себе, приобретенная благодаря годам тренировок и удачной охоты на тварь, уходит в глубины сознания, уступая тревоге и учащенному пульсу.

Они уже приблизились к развилке, где от Большевистской улицы влево уходила дорога на Октябрьский мост. Самого моста давно не было, только его массивные опоры безмолвными стражами стояли поперек реки. А вот видневшийся дальше метромост каким-то чудом уцелел. Он соединял станцию «Речной вокзал», куда они держали путь, и «Студенческую» на том берегу.

Улица, как и всюду, была полна битых машин, скованных снегом и льдом. Вот то, что осталось от автобуса. В него ударной волной бросило легковушку, и та, пробив окна, влетела в салон. А потом нестерпимый жар сплавил эти два корпуса в одно целое, и получилось какое-то жуткое нагромождение. Сабрина постучала по железу алебардой и двинулась дальше. Тор и Масуд ушли на значительное расстояние вперед, ведя на поводке поникшую Марину. Пленница тоже изредка оборачивалась. Но она не высматривала преследующих тварей среди занесенных снегом руин и остовов машин. Она снова и снова косилась на Сабрину, и молодая охотница это чувствовала и замечала. Марина искала хоть толику сочувствия. Она словно надеялась, что ее полный страха и отчаяния взгляд заставит хладнокровную тварелюбку проникнуться к ней жалостью и состраданием. Но откуда ей было знать, какова Сабрина на самом деле и способна ли она сострадать кому бы то ни было?

Огибая корпуса машин, они подходили к началу обрушенного Октябрьского моста. Полотно свалилось вместе с множеством находившихся на нем автомобилей прямо на проезжую часть Большевистской улицы, похоронив под своей массой то, что оказалось внизу, и создав настоящую гору искореженного металла и человеческих останков.

Охотники и их жертва стали обходить нагромождение справа, по набережной. Прошли мимо массивной опоры моста, на которой еще кое-где сохранилась декоративная отделка из прямоугольных каменных плит и даже следы граффити. Прямо перед ними уже высился над улицей и набережной сохранившийся метромост, опирающийся на У-образные опоры и уходящий на другой берег мертвого города, на территорию тварей. Слева продолжалось нагромождение машин и обломков зданий и моста, собранных здесь титаническими силами взрыва. Чуть выше виднелись остатки круглого строения, в котором некогда был торговый центр. Где-то там — охраняемый вход на станцию, куда они и держали путь.

Тор, Масуд и Марина прошли под метромостом. Не спеша их догонять, Сабрина шагала следом. Под мостом она сильно задрала голову, даже шарф сполз с лица, которое тут же стал щипать морозный воздух. Девушка снова мысленно обругала себя за робость. Но ведь не пустой это страх — когда-нибудь здесь все рухнет. Как и дом, в котором умерла мать. Все, что напоминает о былом мире, обязательно исчезнет, не оставив взору ничего. И очень не хотелось, чтобы это произошло с метромостом именно сейчас…

Но ничего не случилось. Они благополучно миновали мост и стали подниматься по склону к улице. Где-то в глубинах памяти всплывали неясные образы этого района. Кажется, здесь, под снегом, была длинная каменная лестница; отец ее когда-то в шутку назвал потемкинской. Они втроем были тут когда-то. Теперь же все это похоже на обрывки виденного давным-давно, почти забытого сна. Она — маленькая белокурая девчонка. Отец. Мать. Они спускались по этой лестнице, и Сабрина прыгала по ступенькам. Потом гуляли по набережной, смотрели на яхты, на огромные острова барж. Сидели в летнем кафе, и она ела мороженое. Да. Вон там, где причал. А дальше была карусель. И Сабрина вдруг вспомнила, как каталась на этой карусели. И как детвора визжала от восторга, смешанного с потаенным страхом — а вдруг слечу с сиденья и упаду в реку?! И еще семья фотографировалась на фоне мостов. На фоне карусели. На фоне теплохода «Парис», что стоял у причала. И все это было бесконечным счастьем. А потом был долгий подъем по этой лестнице, к автобусной остановке. Лестница казалась бесконечной, и тогда это для нее было самой большой проблемой… Но отец посадил ее на плечи, и стало легче. Стало хорошо.