Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно внимание мое привлек белый предмет на полу, с противоположной стороны кровати. Я быстро перешла на противоположную сторону. Это была скомканная тряпка, похожая на обрывок мужской хлопчатобумажной майки. Тряпка сильно испачкана буро-красными пятнами, от нее шел неприятный запах. Я аккуратно взяла ее в руки.
Действительно, мужская нижняя майка, разорванная пополам. В тряпке сохранилась одна шлейка через плечо. Такие майки обычно носят мужчины в возрасте, но уж никак не столичные плейбои и модники, не такие, как Вирг Сафин. А между тем эта странная майка валялась в его спальне, да еще и была густо испачкана пятнами. Что за пятна? Если бы Вирг Сафин рисовал картины, я не сомневалась бы ни секунды в том, что это красная краска. Пятна и правда были похожи на краску. Я понюхала. Неприятный запах не был мне знаком. Возможно, какой-то химический реактив, с помощью которого Вирг Сафин проявляет свои фотографии.
Это уже было похоже на правду. Краска или реактив. Я вспомнила слова о том, что вернулся работать. А раз так, то ничего страшного или необычного в этой тряпке нет. Я немного успокоилась и бросила ее на пол — туда, где нашла. Затем поспешно покинула спальню. Мне вдруг почему-то стало тревожно и страшно находиться в ней.
Веру я застала на кухне. Сделав заговорщицкие глаза, Вера начала мне рассказывать:
— А хозяин заперся в своей башне! С ночи сидит. Даже в спальне не ночевал. Как вернулся, сразу же поднялся наверх, работать. Похоже, не скоро выйдет.
— А как же еда? Вы отнесете ему наверх?
— Что вы, какая еда! Наверху его нельзя беспокоить! Строго запрещено! Нельзя даже к двери подходить. Никакой еды, пока не выйдет сам, и сам не попросит. Но будет это не раньше, чем через пару суток.
— Он всегда там долго сидит?
— Один раз две недели не выходил. Пил только воду — у него запасы воды в студии. Вышел худющий, черный и такой страшный, что я чуть в обморок не упала! Но ничего, потом отъелся и отошел. Что поделаешь, творческая личность. У них, у этих художников, свои причуды.
— Он фотограф.
— А, один черт! Все равно мозги набекрень.
Похоже, Вирга Сафина действительно накрыл с головой творческий приступ. Но почему вдруг случился такой порыв вдохновения? Я не знала, что и думать. Мне оставалось только ждать. От этих мрачных мыслей меня оторвал звонок Макса Фомичева.
— Надо встретиться. Дело очень срочное.
— Хорошо, я постараюсь выскользнуть.
— За тобой могут следить.
— Следить? — об этом я как-то не подумала.
— Сделаем так: ты скажешь, что записалась от скуки на курс лекций по современному искусству. Что хочешь, мол, разобраться в современных течениях и быть ближе к нему. Лекции проходят не регулярно в бизнес-центре. И время от времени ты будешь их посещать.
— А если проверит?
— Пусть проверяет. Такие лекции есть. Завтра первая, в четыре часа дня. Жду тебя в холле этого бизнес-центра, записывай, как туда доехать.
Я собиралась соврать про лекции Виргу Сафину, но у меня не получилось. Из своей студии Вирг Сафин не выходил до трех часов следующего дня. Ровно в три я вышла из дома и поехала на встречу с Максимом.
— Выставка, лекции, современное искусство… Что за чушь такая? — разворчалась в электричке, поглядывая на мобильный телефон. И зря. Он был мертв, холоден, абсолютно фригиден и безучастен.
Я и мой новый союзник (или соучастник) Максим Фомичев сидели в холодном узком пространстве внутреннего дворика в одном из множества бизнес-центров, настроенных в центре города. Внешние офисы бизнес-центров всегда выглядели шикарно. А на деле превращались в нелепые узкие внутренние дворики, демонстрируя ярче любых слов все убожество современной офисной жизни.
У моего союзника (или сообщника) были дела в одном из таких офисов. Чтобы быть дальше от глаз и ушей любопытного офисного планктона, мы сидели в одном из них. Было холодно. Для офисного планктона, населявшего девять этажей стекла и бетона, уже закончилось время обеденного перекура. Поэтому мы были одни.
На встречу с Максом я поехала в обычной одежде, оставив в шкафу несуразное пальто. Я твердо решила отказаться от услуг своего сообщника и подельника, закончить расследование и послать все к черту. Я слишком дорожила тем, что окружало меня теперь: моими отношениями с Сафиным — абсурдом, доведенным до совершенства.
— У нас есть несколько минут, — начал Фомичев, — я узнал кое-что о погибшей девушке.
— Максим, прежде, чем ты начнешь, у меня тоже есть кое-что важное — я выхожу из игры.
— Как хочешь. Это твое право, — меня поразило полнейшее равнодушие, с которым он встретил мои слова, — тогда, пожалуйста, нет и смысла говорить о дорасследовании. И ты лучше меня знаешь о шейхе Судана.
— О каком дорасследовании? Что за шейх?
— Тебе-то теперь зачем? Ты же выходишь из игры. У тебя же все гладко с Сафиным, он для тебя — открытая книга. Действительно, копаться в каких-то загадках — зачем?
Я вдруг поняла… Бывают такие определенные моменты в жизни и на самом деле их бывает не так уж много — по большей части один-два. В такие моменты судьба встречается с тобой лицом к лицу, заставляя сделать немедленный выбор, и от того, что ты выберешь, скажешь, куда повернешь, зависит вся дальнейшая жизнь, а не просто следующий момент или шаг. Я вдруг поняла, что от того, что сделаю и как скажу, будет зависеть то, что произойдет со мной дальше. У меня был выбор: встать и уйти или и дальше долго ходить во тьме в поисках любви, которой, возможно, не существует. И рано или поздно я пойму, что этой любви все равно нет.
У меня был выбор: остаться, с головой погружаясь в трясину чего-то очень важного, в том числе и для моей жизни. Мне, скорее всего, не понравится все, что я там увижу, но столкнуться лицом к лицу — единственно правильный путь. Если сделала шаг, иди до конца, каким бы ни был этот конец. Это был сложный выбор.
И я приняла решение. Приняла совсем вне зависимости от того, любил ли Вирг Сафин меня или совсем не любил. Мое решение было единственным. Я осталась. Я даже сказала Фомичеву, что передумала выходить из игры. Это означало, что выбор сделан, и он понял, как и я, что другого выбора больше не будет. Поэтому ничего не сказал. Только кивнул.
— Труп Марии Беликовой отправлен на ряд экспертиз. Начато дорасследование. Наряду с повторением уже проведенных экспертиз будут новые.
— Что это означает?
— Это означает, что в смерти этой девушки что-то кажется подозрительным. Мой источник информации сказал, что будет проведен анализ по химическому составу тканей. Там что-то очень странное с окислением продуктов горения. Подробности я не знаю, но подобные анализы почти никогда не проводят. Дорасследование означает не только возобновление уголовного дела, но и возможную переквалификацию, например, на предумышленное убийство. Мой источник сказал, что есть основания полагать, что в момент возгорания электропроводки, то есть когда в кабинете начался пожар, девушка была уже мертва. Труп подбросили в ресторан. Если это будет доказано, открывается широкий круг подозреваемых. Ты понимаешь. Есть и еще кое-что. Оказывается, в последние месяцы Беликова не встречалась с Сафиным. Он ее бросил. Она была помолвлена с директором ресторана — управляющим, назначенным Сафиным. В следующем месяце должна была состояться свадьба.