теперь она не ребенок, постоянно твердила она себе. Два года как она сделалась взрослой; в ее годы многие выходят замуж, и это не кажется слишком рано. Но, может быть, Свен все еще видит в ней дитя? Как объяснить ему, что это не так? Как ей занять свое законное место? Витиславе хотелось смотреть на Свена без конца, его лицо притягивало и завораживало ее, но стоило ему двинуть глазами в ее сторону, как она в смущении отводила взгляд. Целыми днями она прислушивалась, надеясь различить среди множества мужских голосов его голос, и когда это удавалось, ее пробирала дрожь неведомого наслаждения. Молча она прислушивалась к его разговорам с другими людьми и мысленно соглашалась с каждым его словом; ей казалось справедливым и правильным все, что он говорил, и она была полна гордости оттого, что ее муж здесь умнее всех. Иные его слова звучали в ее памяти как наяву, она невольно подражала тому, как он произносил слова по-русски или по-славянски. Она была полна им, но не знала, как стать к нему ближе, и чем сильнее ее наполняло восхищение, тем прочнее делалась между ними невидимая стена. Возвращение Свена поистине перевернуло ее жизнь: она была и счастлива, и несчастна и совсем не владела своими чувствами.

Еще не убрали со стола, как явилась Нежка: госпожа Сванхейд просит госпожу Радонегу отпустить к ней ее старшую невестку. Вито всегда в смущении поджимала губы, когда ее именовали старшей: «младшая» невестка, Илетай, Иля, как ее звала Радонега, была старше ее лет на шесть-семь, к тому же вот-вот ожидала второе дитя.

– Это надо вон кого спрашивать. – Радонега показала на Свена. – Это его хозяйка.

Вито вспыхнула, и Свен тоже отвел глаза, стараясь улыбнуться:

– Было бы хозяйство. А пока она в твоей воле, матушка.

– Ну а когда ж хозяйство будет? Жене было б некогда ходить болтать, кабы было чем дома заняться. Двор есть, осталось скотину завести да челядь сыскать. Зимой челяди можно набрать, смерды с охотой лишние рты отдадут – и девок, и отроков. Чего дожидаешься? Ты хозяин, ты и займись.

– Я… – Свен глянул на смущенную Вито, – надо бы, но… а свеев я куда дену?

Его смутно влекло к Вито, будоражила мысль, что эта красавица по всем законам принадлежит ему, но он все еще видел себя скорее частью дружины, чем частью супружеской пары.

– К Олаву, – сказал Альмунд. – Как словены разъедутся, у него на дворе будет место. А тебе уж пора жену в свой дом вести.

– Не то люди подумают, – Годо ухмыльнулся со стороны здоровой щеки, – ты в походе потерял кое-что, чего никаким серебром не оплатить.

Свен тут же извернулся, чтобы дать ему затрещину; Годо перехватил его руку, и они, сцепившись, вдвоем рухнули на пол… Вито взвизгнула, вскочила, зажала себе рот, потом смутилась и села на место.

– Иди, иди! – велела ей Радонега, когда два удалых витязя снова сели на скамью, оправляя одежду и растрепанные волосы. – Куда им своим домом жить! Здоровые как лоси, а ума как у щенятей! Кафтаны только извозили.

– Я бы лучше с тобой осталась, – шепнула Вито: ей казалось мучительным уйти, пока Свен был здесь.

– Ступай пригляди, а то сотворит с собой что-нибудь…

– Пусть она сходит, – поддержал Альмунд. – Госпоже Ульвхильд сейчас нелегко приходится, ей нужно утешиться.

– За ней и без меня есть кому присмотреть… – бормотала Вито, пока служанка подавала ей куний кожух. – Как будто челяди мало…

– Но чем Вито может ее утешить? – возразил Свен. Его задел упрек, что его жена ходит по чужим домам, потому что в своем ей нечего делать. – Если бы она могла, как те женщины в саге, рассказать Ульвхильд, как у нее убили пятерых мужей, семерых детей, восьмерых братьев и двенадцать племянников, тогда это послужило бы каким-то утешением.

Вито поднесла ко рту ладонь, чтобы не засмеяться над этим перечнем невероятных несчастий.

– Женщинам нужно все время болтать между собой, это их утешает, – снисходительно сказал Годо. – Пойдем ее проводим.

У Вито радостно дрогнуло сердце.

– Ты просто хочешь повидать Ульвхильд, – поддел его Свен.

– Ради ее наследства нам чуть головы не оторвали, неужели мы даже повидать ее не заслужили?

– Ради этого я никуда б не пошел. – Свен покосился на Вито, будто говоря: «У меня здесь все есть».

Она невольно улыбнулась и опустила глаза, надеясь, что никто в доме не заметит, что у нее сердце колотится изнутри о грудь как бешеное.

Втроем они вышли со двора. Позади Вито ее служанка, Ляска, привезенная из дома в числе приданого, несла лукошко с рукоделием. Был пасмурный день ранней зимы: серое небо, серый Волхов, серые крыши и почерневшие стены изб, подмерзшая бурая земля. Вито шла мелкими шажками, боясь поскользнуться и показать себя неловкой перед Свеном. Ледок в мелких лужах хрустел под ногами.

Один раз она и правда поскользнулась, взмахнула рукой – Свен мгновенно поймал ее руку, поддержал… и больше не выпустил. Вито облило волнением, все внутри задрожало. Ей не было неприятно, но то, что ее рука оказалась сжата в его широкой ладони, это первое проявление близости, на которую Свен имел полное право, потрясло ее так, что она поначалу и не слышала его голоса. Какая-то горячая сила живо протекла от кисти по всей длине руки к сердцу и наполнила все тело горячей дрожью. Вито не смела шевельнуть плененной кистью, самой сжать его пальцы – это требовало такой смелости, какой она пока не обладала. И она просто шла рядом, стараясь не споткнуться на подмерзшей грязи и никому не выдать своего волнения. Норовя ступать плавно и красиво, она перед каждым встречным гордилась в глубине души: рядом с ней идет ее муж, первый человек во всем северном войске! Никто не знает о ее тревогах, и рядом со Свеном Вито в собственных глазах делалась старше и важнее.

Посреди двора им вышли навстречу двое и заговорили с Годредом по-датски: мужики из Доброжи привезли ячмень и репу, но что-то у них не складывалось с расчетом. Годо ушел с данами к возам, а Свен один повел Вито дальше. Она очень хотела поговорить с ним, раз уж выдался такой случай, но не знала как. Им нужно было обсудить самое важное дело на свете, но Вито понятия не имела, как к этому приступить. Она даже самой себе не могла бы складно задать вопросы, теснившиеся в голове. Их свадьба состоялась ровно три года назад, но когда же она сделается настоящей женой и