С лица Джойс исчезла страдальческая маска. Теперь на нем было написано удовлетворение.

– Разве я не говорила? – пробормотала она, поворачивая голову к окну.

– Не говорила чего?

– Не могло все так кончиться! Не могло!

– Мама, объясни.

– Это не был несчастный случай. Мы знали. У них были причины.

– У кого были причины?

– Мне нужен пастор.

– Мама, у кого были причины? Джойс вместо ответа поднялась с места.

– Где он? – спросила она неожиданно громко, направляясь к двери. – Я хочу его видеть!

– Хорошо, мама! Хорошо! Успокойся.

Уже у двери она снова повернулась к Джо-Бет. В ее глазах стояли слезы.

– Ты должна держаться подальше от сына Труди. Слышишь? Не смей видеться с ним, говорить с ним, даже думать о нем не смей. Обещай мне.

– Не буду я этого обещать. Это глупо.

– У тебя с ним ничего не было?

– В каком смысле?

– О господи, ты уже…

– Ничего не было!

– Не лги! – взорвалась Джойс, вскинув вверх высохшие кулачки. – Иди, помолись!

– Не хочу я молиться. Мне нужна твоя помощь, а не молитвы.

– Он уже в тебе. Раньше ты никогда так со мной не разговаривала.

– Я никогда себя так не чувствовала! – ответила Джо-Бет.

Ком подступил к горлу, ее охватили злость и страх. Не было смысла слушать маму – кроме призыва к молитвам, ничего не дождешься. Джо-Бет решительно направилась к двери, всем своим видом показывая, что ее никто не удержит. Но никто и не удерживал. Мать посторонилась и дала ей выйти. Лишь когда девушка спускалась вниз, ей вслед послышался голос:

– Джо-Бет, вернись! Мне плохо, Джо-Бет! Джо-Бет!

Открыв дверь, Хови увидел свою любовь в слезах.

– Что с тобой? – спросил он, впуская ее в комнату. Она закрыла ладонями лицо и разрыдалась. Он осторожно обнял ее.

– Все в порядке. Все хорошо.

Рыдания постепенно затихали. Она отстранилась и прошла в центр комнаты, вытирая слезы тыльной стороной ладоней.

– Извини, – сказала она.

– Что случилось?

– Долгая история. Из прошлого. Это связано с нашими матерями.

– Они знали друг друга? Джо-Бет кивнула.

– Они были лучшими подругами.

– Выходит, все предрешено? – Он улыбнулся.

– Не думаю, что мама этому рада.

– Почему? Сын ее лучшей подруги…

– Твоя мать никогда не рассказывала, почему покинула Гроув?

– Она не была замужем.

– Моя тоже.

– Ну, значит, твоя оказалась крепче, чем моя…

– Нет, я не о том Может, это не просто совпадение. Я всю жизнь слышала сплетни о том, что здесь случилось. С мамой и ее подругами.

– Я ничего не знаю.

– Я тоже знаю только отрывки. Их было четыре подруги. Твоя мать, моя, девушка по имени Кэролин Хочкис (ее отец до сих пор живет в Гроуве) и еще одна. Забыла, как ее звали. Какая-то Арлин. На них напали. Вероятно, изнасиловали.

Улыбка медленно сползла с лица Хови.

– Маму? – тихо спросил он. – Почему же она никогда не говорила?

– А кто будет рассказывать своему ребенку, что его зачали таким образом?

– О боже, – пробормотал Хови. – Изнасиловали…

– Может, я ошибаюсь. – Джо-Бет посмотрела на Хови. Его лицо исказилось, будто он получил пощечину. – Я жила среди этих слухов всю жизнь, Хови. Мама едва не сошла от них с ума. Все время говорит про дьявола. Я так боюсь, когда она начинает говорить, что сатана положил на меня глаз, что я должна молиться, и все такое.

Хови снял очки и положил их на кровать.

– Я ведь так и не сказал тебе, зачем я приехал сюда? Я думаю… думаю… сейчас самое время. Я приехал потому, что не знаю, кто я такой. Я хочу узнать, что случилось в Гроуве и почему моя мать отсюда уехала.

– Теперь ты будешь жалеть, что приехал.

– Нет. Если бы я не приехал, я бы не встретил тебя. Не по… по… не полюбил бы.

– Меня? Возможно, я твоя сестра.

– Нет. Я не верю в это.

– Я узнала тебя сразу, как только вошла. Ты тоже меня узнал. Почему?

– Любовь с первого взгляда.

– Хорошо, если так.

– Я чувствую. И ты тоже. Я люблю тебя, Джо-Бет.

– Нет. Ты же меня совсем не знаешь.

– Знаю! И я не собираюсь отступать от своей любви из-за слухов. Мы ведь не знаем, правда это или нет. – Он даже перестал заикаться. – Может быть, все ложь?

– Может быть. Но почему все сходится? Почему ни твоя мать, ни моя никогда не говорили нам про отцов?

– Вот это и надо выяснить.

– Как?

– Спросить у твоей мамы.

– Я пробовала.

– И что?

– Она велела мне не приближаться к тебе. Даже не думать о тебе… – Пока они разговаривали, ее слезы высохли. При мыслях о матери они потекли снова. – … А я не могу, – закончила она, обращаясь за помощью к тому, о ком ей запрещено думать.

Глядя на нее, Хови вдруг снова захотелось стать «святой простотой», как назвал его Лем. Примкнуть к блаженному стану детей, зверей и дурачков. Обнимать ее, целовать и забыть о том, что она может оказаться его сестрой.

– Наверное, мне лучше идти, – сказала она, словно услышала его мысли. – Мама хочет, чтобы я позвала пастора.

– Он прочтет пару молитв, и я уеду – так, что ли?

– Это нечестно.

– Побудь со мной еще, – стал он уговаривать. – Не нужно разговаривать. Не нужно ничего делать. Просто останься.

– Я устала.

– Тогда ляжем спать.

Он протянул руку и осторожно коснулся ее лица.

– Мы оба мало спали прошлой ночью. Вздохнув, она кивнула.

– Может, все прояснится само собой.

– Хорошо бы.

Он извинился и вышел по малой нужде в уборную. Когда он вернулся, она уже сняла туфли и растянулась на постели.

– А для двоих места хватит? – спросил он. Она пробормотала:

– Да.

Тогда он лег рядом, стараясь не думать о том, чем они могли бы заниматься на этих простынях. Она опять вздохнула.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Спи.