– Это значит, – прокомментировала Ка-ах-ех-ва, – что теперь Биснагой будет управлять религиозный фанатик, в советниках у которого будет состоять еще один экстремист.

– Должен сообщить также, – сказал попугай, – что, во-первых, Ерапалли и Гундаппа Сангама приняли решение Видьясагара, так что кровопролития не будет, по крайней мере не сейчас.

– Но ни один из них не рад, – добавила ворона, – так что стоит ожидать кровопролития в будущем.

– А во-вторых, – продолжил попугай, раздраженно нахохлившийся после того, как ворона его перебила, – Бхагават Сангама выбрал себе в качестве тронного имени имя своего дядюшки – это решение многие посчитали его пощечиной по отношению к почившему отцу, отвергнувшему его. Так что он будет Хуккой Райей Вторым. Хукка Райя Ераду. Люди уже зовут его “Ераду” для краткости. Или, в более суровых городских кварталах, с меньшей вежливостью, “Номером Два”.

– Он говорил что-нибудь про меня? – спросила Пампа Кампана.

– Не думаю, что он скучает по матери, – заявила ворона с определенной долей жестокости. – Мы слышали его коронационную речь.

– С этого дня, – попугайски изобразил его попугай, – Биснага будет управляться посредством веры, а не волшебства. Волшебство в своем женском обличье царило здесь слишком долго. Этот город не был взращен из волшебных семян! Вы не растения, чтобы иметь такую вегетативную родословную! У вас у всех есть воспоминания, вы знаете истории собственных жизней и истории жизней тех, кто жил до вас, ваших предков, построивших этот город до вашего рождения. Это подлинные воспоминания, они не были вживлены в ваш мозг какой-то волшебницей-шептуньей. Это место имеет историю. Оно – не плод ведьминского труда. Мы перепишем историю Биснаги, чтобы вычеркнуть из нее ведьму вместе с ее ведьмами-дочерьми. Это такой же город, как и все прочие, только еще великолепнее, самый великолепный во всем мире. Он – не магический фокус. Сегодня мы объявляем Биснагу свободной от ведьмовщины и вскоре распорядимся также, что любое ведьмовство будет караться смертью. Отныне будет преобладать наша и только наша история, поскольку только она есть история истинная. Все ложные истории будут запрещены. История Пампы Кампаны – именно такая. Она полна неправильных идей. Ей не будет позволено занимать место в истории империи. Скажем прямо: женщине не место на троне. Ее место – и с этого момента так оно и будет – дома.

– Вот видите, – сказала ворона.

– Да, – согласилась Пампа Кампана, – отлично вижу. Это трущобное имя, “Номер Два”, отлично ему подходит.

В первый раз за очень долгое время Пампа Кампана начала задумываться о поражении. Нечего было и думать о возвращении в Биснагу. Хуже того, было похоже, что риторика Номера Два пользовалась широкой поддержкой у народа – или, по меньшей мере, у значительной его части. Это было ее поражением. Идеи, которые она сеяла, не укоренились, а если и укоренились, то совсем не глубоко, и их легко было выдрать с корнем. Биснага превращалась в противоположность того мира, который она творила, нашептывая из небытия. Она же сама пребывала в лесу – в лесу, который не был тюрьмой, но довольно скоро она начнет чувствовать себя в нем, как в темнице.

Я должна начать строить планы на долгую перспективу, подумала она, кто знает, через какое время ветер переменится. Мои дочери состарятся. Внучки – вот то, что мне нужно.

Пампа Кампана положила начало двум совершенно разным наследственным линиям. Их с Буккой Райей I сыновья были людьми, как запах духов, источавшими злобу, – в этом была ее вина, ведь это она отказалась от них; теперь один из них был царем. Царем “Номер Два”. Он был творением Видьясагара, а значит, его правление станет эпохой пуританства и репрессий, и свободолюбивые женщины Биснаги будут испытывать сильные страдания. Она закрыла глаза, заглянула в будущее и увидела, что после Номера Два все станет еще хуже. Династия погрязнет в раздорах, растущей религиозной нетерпимости и даже фанатизме. Такова линия ее сыновей. Однако дочери Пампы Кампаны выросли опережающими свое время, они были великолепны – и как ученые, и как воины – и были самыми необыкновенными детьми, которых только может пожелать мать. Им также передалась большая часть ее магических способностей, в то время как в присущем мужским отпрыскам Сангама узколобом буквализме не было и следа чудесного. Даже религиозная вера была у них на редкость простодушной и банальной. Высшая мистика была им совершенно недоступна, и религия превратилась для них не более чем в инструмент поддержания контроля над обществом.

– Мне нужно, – решила Пампа Кампана, – чтобы меня окружало как можно больше девочек.

Это было сложное время, чтобы поднимать вопрос о продолжении рода. Три ее дочери с трудом воспринимали мысль о том, что лесное изгнание может оказаться долгим и продлиться даже до конца их жизни. Последним, что они хотели обсуждать накануне своего сорокалетия, были дети. Они ощущали себя перемолотыми и вырванными с корнем, словно деревья после урагана. Они никак не могли поверить, что их сводный брат, новый царь, может быть для них так опасен, но при этом были достаточно зрелыми, чтобы знать: когда умирает царь, наиболее опасных врагов царской семьи следует искать в наиболее приближенном к царской семье круге. Это были умные женщины, и силы духа им было тоже не занимать, поэтому они стиснули зубы и продолжили самоотверженно трудиться, чтобы сделать свою новую жизнь лучше, насколько это только возможно.

– Если даже мы будем вынуждены быть джангли, лесными жительницами, – заявила матери Йотшна Сангама, – мы станем самыми свирепыми джангли из всех когда-то живших на свете. Таков закон джунглей, да? Или ты на вершине, или на дне. Ешь или будешь сожран. Я намерена стать охотником, я не стану молиться.

– Здесь мы не на войне, – мягко поправила ее мать, – здесь нас приняли. Нам нужно учиться сосуществовать.

Да, у нее должны быть внучки, думала она, возможно, даже правнучки. По понятным причинам это была идея, которую она должна была держать при себе. Она обдумала и то, что у некоторых ее внучек может быть китайская кровь, благодаря чему может стать возможен великий союз с династией Мин. Она также опасалась, что старый солдат, милый сердцу Йотшны, мог оказаться слишком пожилым для того, чтобы стать отцом. А Юктасри, что будет с ней?

Словно в ответ на ее вопрос, младшая дочь спросила ее, когда они сидели у походного костра вечером:

– В этом лесу есть еще женщины? Иногда по ночам мне кажется, что я слышу смех, пение и крики. Кто это, люди или демоны-ракшасы?

– Почти наверняка где-то есть еще женщины, – ответила