фактическое прекращение действия Nizâmnâme, поскольку секуляризация управления общиной уже выполнена, и теперь целью изменений является уничтожение органа, созданного согласно уставу, то есть Гражданско-политического совета[469]. Статья неоднозначна[470]: с одной стороны, одобряется то, что армянская община, судя по ее действиям, стала такой же светской, как и Турецкое государство, с другой стороны, автор статьи недоволен тем, что община, то есть Национальное собрание исключено из процесса принятия решений[471]. Эти два соображения, казалось бы, противоречат друг другу – но они станут понятны, если вспомнить, что с прекращением действия Nizâmnâme возникает вопрос, по каким же правилам теперь должно идти управление общиной. Вдобавок Религиозный совет также столкнулся с административными проблемами. Из него вышла большая часть членов, и в конце концов местоблюститель Арсланян распустил Совет и созвал его заново, что многим показалось неприемлемым. Выбор новых членов Религиозного совета был задачей Национального собрания, которое уже не действовало. Nor Lur публикует список из десяти членов нового Совета, но не упоминает, как именно они были выбраны. Кроме того, по Nizâmnâme, Религиозный совет должен был иметь четырнадцать членов (статья 24)[472]. Далее в Nor Lur выходит длинная статья, в которой утверждается, что, хотя в прессе ведутся споры о Nizâmnâme и его положениях, ни один из предусмотренных в этом уставе органов сейчас не действует[473]. Автор статьи призывает принимать решения исходя из реального положения вещей, а не из текста Nizâmnâme[474].

Напротив, Marmara пишет в августе 1947 г., что, согласно Nizâmnâme, администрация не может оставаться у власти более двух лет, однако теперешний состав уже много лет не сменяется. Более того, Шамлыян (şamliyan) считает, что администрация общины и Религиозный совет не различаются по правомочности[475]. 27 июня 1949 г. Marmara публикует на первой полосе подробное официальное заявление Административной комиссии, которое подписывают Вартан Акгюль (Vartan Akgül) и Левон Папазян (Levon Papazyan)[476]. Текст заявления раскрывает всю сложность ситуации: «Администрация выбрана согласно внутреннему уставу и государственным предписаниям»[477]. В заявлении не называется Nizâmnâme, а это означает, что хотя администрация и была выбрана, но не согласно Nizâmnâme, а скорее всего – в соответствии с соглашением, принятым в сентябре 1934 г. Как бы то ни было, законность выборов не способствовала успешной работе Административной комиссии. «Мы исходили из того, что только новая Административная комиссия может прекратить полномочия старой, и поэтому оставались на своем посту, как велел нам долг совести»[478], – гласил текст заявления. Однако в нем также признавалось, что, несмотря на «вмешательство диктаторов», посягающих на «традиции и законность, комиссия приняла решение обеспечить свое функционирование в рамках закона»[479]. Это утверждение относится к роспуску Религиозного совета архиепископом Арсланяном, который объявил старый совет незаконным (хотя именно этот Совет и назначил Арсланяна на должность местоблюстителя) и создал новый[480]. Как видно из других сообщений, эта комиссия также вела переговоры с Генеральным управлением богоугодных заведений. В этом же Административная комиссия объявляла, что «под руководством демократического правительства республики выборы патриарха пройдут с участием всех признанных законом органов»[481]. Это официальное заявление не появляется ни в выпуске Nor Lur за тот же день, ни в последующих номерах. Согласно другому сообщению, которое Marmara печатает со ссылкой на Jamanak, архиепископ Арсланян якобы создает без координации с Административной комиссией Консультирующий совет, который будет помогать ему в управлении имуществом общины. Таким образом, появилось два органа – Административная комиссия и Консультирующий совет, которые не сотрудничали и не признавали легитимность друг друга[482].

Развитие ситуации описывается в Paros. Ее статьи свидетельствуют, что после 1923 г. религиозные и социальные механизмы общины постепенно слабеют под внешним воздействием и наконец полностью теряют силу[483]. Это важно отметить: мы видим, что община уже не может самостоятельно управлять своими делами; скорее, ей управляет государство. В отличие от Османской империи, Турецкая Республика больше не признает существующие в общине структуры. Права армянской общины, закрепленные в Nizâmnâme, уничтожаются; главный пример этого – утеря двух ее самых важных органов управления. Гражданско-политический совет, который определял социальную и политическую жизнь общины, практически остановил свою работу[484]. Созывы Национального собрания прекратились, выборы больше невозможно было провести. Как пишет в 1950 г. Tebi Luys, дело осложнялось тем, что закон о союзах (Cemiyetler Kanunu), принятый в 1938 г.[485], запрещал создание объединений на основаниях этнической принадлежности. В тексте закона используется слово Irk, которое означает «раса», но, очевидно, относится также к национально-религиозным общинам. Статья в Tebi Luys сообщает, что после принятия этого закона стало невозможным основать, например, Союз армянских учителей или Союз армянских писателей в Турции[486]. Только после 1946 г. появляется возможность создавать хотя бы союзы выпускников школ и университетов, и социальная жизнь общины несколько активизируется. Кроме того, в 1938 г. были внесены изменения в закон о богоугодных заведениях (Vakiflar Kanunu)[487] и введена система единоличного руководства, что сделало любые другие системы выборов недоступными.

Система единоличного руководства и ее последствия

Если ранее общины были сами ответственны за выборы правления своих учреждений, то с введением системы единоличного руководства правительство взяло на себя право назначать людей на эти посты или увольнять с них. Самый ранний из найденных мной примеров того, какие это были люди, относится к 1941 г. Это список из четырех женщин (среди них одна монахиня) и десяти мужчин[488]. В армянских газетах широко обсуждались назначения и увольнения единоличных руководителей, длительные отказы назначать их и другие проблемы, связанные с этой системой. Например, Marmara пишет, что Арусяк Торкомян (Arusyak Torkomyan), единоличная руководительница общинного учреждения в Саматье, была уволена в июне 1947 г. без какого-либо объяснения[489]. Nor Lur рассказывает, что касса этого учреждения была конфискована Генеральным управлением богоугодных заведений, вследствие чего невозможно было выплатить довольства церковным служащим. В той же статье говорится, что управление общинными учреждениями Бейоглу (Beyoglu) и Кадыкёя (Kadiköy) уже перешло Генеральному управлению богоугодных заведений[490].

Система единоличного руководства была введена в действие, несмотря на то что уже с 1937 г., когда о ней только пошли первые слухи, общины сразу выступили против использования этой системы и использовали все возможные средства, чтобы его не допустить. В частности, в Анкару были посланы представители общин, которые должны были разъяснить недостатки системы[491]. Правительство никак не отреагировало на выступления общин. В октябре 1948 г. Marmara публикует две телеграммы от архиепископа Кеворка Арсланяна Файку Ахмету Барутчу (Faik Ahmet Barut^u), в которых