Впервые в жизни я с такой ошеломляющей ясностью представила, что могу умереть. Умереть, раздираемая на части проклятыми тварями!

Я не выдержала - и закричала, в этом крике выражая всю свою боль, весь страх, всю ненависть.

Из противоположного угла захрипели, задергались, жалобно заскулили, постепенно затихая.

Но последняя тварь бросилась в мою сторону.

- На! - выдохнула я, всаживая иглу в жесткую шкуру, вырывая ее, отскакивая, избегая укуса, снова ударяя.

Тварь набросилась на меня с утробным рыком, я поскользнулась, свалилась на мертвые тела, еще слабо дрожащие в агонии.

Он тут же оказался рядом, и яростная боль разорвала мне бок - НО ЭТО БЫЛА ВСЕГО ЛИШЬ ЛАПА!

Я выбросила руку вперед, загибая вверх короткую мокрую морду ощеренная пасть обдавала смрадным дыханием и яростным рыком, - и всадила иглу туда, где должны были находиться глаза.

После первого удара он завизжал, когтями разрывая куртку и кожу у меня на груди, после второго стал биться, стремясь вырваться, и уже вырвался из моих ослабевших рук, - но тут движения его замедлились и третий удар иглы вошел очень мягко, без хруста - всего лишь с каким-то лопающимся звуком.

Он захрипел. Задергался.

Я отползла в сторону, хватаясь за кровоточащие борозды на бедре, боку и груди.

Через мгновение все было кончено. Воцарилась тишина.

А еще через несколько секунд комната стала наполняться сладким запахом эфира, я запомнила его на всю жизнь - по наркозам, которые мне делали во время хирургических операций.

Я поняла, что борьба за жизнь только начата.

Не чувствуя боли, подошла к двери. Замерла.

Когда газ наполнил комнату клубящимися облаками, я не дышала.

Я не дышала и те две минуты, когда воздух втягивался в те же самые трубы, из которых пришел газ, используемый для усыпления собак. По этой примете я поняла, что там, снаружи, никто ничего не заметил.

Тишина звенела вокруг, мельтешение в закрытых глазах нарастало. Я понимала - если их там двое, я погибну.

За дверью был один. Он начал входить, внимательно оглядываясь, но свет его же фонаря ослеплял его.

Это был один из двоих молодых. Я медленно вдохнула и, не колеблясь, воткнула иглу ему в горло.

Хотя сонного яда после драки с псом на игле не осталось, попала я на редкость удачно: здоровенная игла длиной с палец, похоже, вошла в сонную артерию - кровь брызнула горячим липким фонтаном.

Ненависть переполняла меня вместе с беснующимся, хохочущим торжеством. Парень захрипел, забулькал кровью, льющейся ему в горло, и медленно осел, придерживаемый мной.

Я вытащила пистолет из-под его куртки. И крадущимся шагом направилась в обход вольера, отыскивая второго, который должен был управлять откачкой газа.

Тот как раз выходил на улицу и повернулся ко мне спиной, закрывая вторую железную дверь.

Я оглушила его подобранным камнем, врезав в затылок. Возможно, удар оказался смертельным.

В комнате, помимо пульта с тремя рычагами, хранилась и цистерна с горючим веществом. Я поняла, для чего она была предназначена. И содрогнулась от мысли, пришедшей мне в голову.

Оставшиеся двое сидели в сараюшке, когда я вошла туда более-менее твердым шагом, в крови пополам с грязью, полуголая и страшная.

- Встать! - приказала я, наводя пистолет. Они не подчинились, думали, возьмут быстротой и количеством.

Ублюдка уложила прямым выстрелом в живот, от которого долго мучаются. Он упал и не двигался.

Старшему попала в плечо.

- Иди вперед! - Он пошел, зажимая рану рукой.

- Неси его в дом! - Он взвалил оглушенного камнем на себя и потащил, шипя от боли.

Недомерок лежал в луже крови на пороге, пряча от меня свой изуродованный живот. Белые губы его неслышно шевелились.

- Этого внутрь! - Он положил.

- Я даю тебе шанс. Стены и земля вокруг дома облиты из вашей канистры. Гореть будет, как факел. Думаю, у вас останется минуты две. Если успеешь - выживешь.

Он бросился вперед, и мне пришлось израсходовать две последние пули на его ступни. Вместо пистолета взяла со стола остро наточенный кухонный нож.

Схватив свои вещи и трепетно прижав двенадцатигранники к груди, я еще вытащила из ящика стола подвернувшиеся под руку деньги. Сняла с вешалки плащ, завернулась в него.

У самого порога он все-таки попытался поймать мою ногу, сам не будучи в силах встать.

Я двинула ему ногой по лицу. Встала у двери.

- Хочешь жить?! Тогда говори - кто похитил Зинаиду Андреевну?!

- Да сам Дядя и похитил, - прохрипел он, - сам!

- Молодец, послушный! - рявкнула я. Тряпицей обтерла все, чего касалась в этом сарае. Закрыла дверь.

Обмотала ручки удавкой, намертво соединяя их. Нет, не порвать им леску такого качества!

Задержалась у двери на секунду. А затем отошла и бросила горящую спичку из тех, что сами они припасали для огоньку...

...Уже в дороге оказалось, что взяла я чуть меньше сотни. Как смотрел на меня чудом пойманный таксишник, ни в сказке сказать, ни пером описать. Если бы не плащ, он, наверное, и не остановился бы.

Я молча плакала на заднем сиденье. И всю дорогу кляла себя за то, что подрезала леску ножом, чтобы ее можно было порвать - смертельно ненавидя этих людей, я не могла хладнокровно убить их. Они вроде как пленные...

Домой не поехала, справедливо полагая, что там меня могут снова ждать, причем в удвоенном составе. Решила одной ночью убить двух зайцев - и переночевать, и заручиться поддержкой родственников Зинаиды Андреевны, заодно узнать, как дела с ее поиском, возможно, рассказать о своих "изысканиях".

Мыслить логически не получалось - в голове был сумбур, перед глазами стоял ревущий темный кошмар. Кратко подвела итоги: в городе есть люди, которые занимаются организацией собачьих боев. Один из организаторов - толстый Анатолий Иванович. Помимо того, он и его подручные связаны с людьми гораздо более опасными - организованной преступностью. Я голову готова была дать на отсечение, что сюда, в вольер, привозили убирать неугодных людей, убирать так, чтобы следов не осталось. Голодные псы пожирали жертву, одновременно развивая в себе агрессивность и жажду крови; то, что они не уничтожали - одежду, кости, другие останки, - бандиты сжигали, используя ту самую канистру...

Сколько времени они этим занимаются? Судя по разговору, подслушанному мной, не так давно. Сторожа клянут свою работу и ненавидят Алексея Никитича, Дядю, который, похоже, шишка в собачьем бизнесе. Племяш, с которым я успела так трогательно познакомиться, - его партнер, возглавляющий убийц.