– У них погибли двое нойонов, братьев Алтана, да и других немало погибло, человек сорок они похоронили.

– Вон оно как.

– Да еще Таргудай вытребовал у них часть добычи – половину того табуна, что они захватили у нас, мол на общие нужды, да еще на эти молебны немало ушло, слышал, наверно?.. (Джэлмэ согласно кивнул). Такие у них дела. А теперь расскажи ты, – Мухали с хитрой улыбкой посмотрел на него, – где есть такое место, где мирным людям можно переждать эту смуту.

Джэлмэ, пока тот рассказывал, присматривался к нему. Увидев, что перед ним не пустой болтун, а умный, рассудительный парень, немало пострадавший от этой войны, решился.

– Сначала дай клятву Ясал Сагаан Тэнгэри[12], – посуровев лицом, потребовал он, – что никому не скажешь о том, что я тебе расскажу.

– Пусть в летнюю грозу меня сразит молния, – без раздумий сказал тот. – Ясал Сагаан тэнгэри услышал мои слова.

– Хорошо. Есть такой человек, – начал Джэлмэ, примечая, как тот, сузив глаза на огонь, приготовился слушать его. – Зовут его Тэмуджин, сын Есугея, двоюродного брата твоего нойона. Ему сейчас двенадцать лет, а осенью он готовится принять отцовский улус. Войско его отца сейчас среди керуленских монголов…

– Да я слышал о нем, – Мухали удивленно посмотрел на него, – один наш парень служит нукером у Даритая, и он слышал разговоры среди молодых – Сача Беки, Унгура и других, мол, этот Тэмуджин отщепенец и выродок, что никто из них не хочет иметь с ним дела, потому что тот пошел против своего рода.

– Это все борджигинские нойоны так говорят про него, – досадливо отмахнулся Джэлмэ и стал доказывать, набираясь терпения: – Но ведь надо разобраться: а правду ли они говорят? А сами они что за люди? Что они творят? Ведь ты сам все видишь! Это они развязали войну в собственном племени. Сначала они навлекли на нас вражду с онгутами, а когда те пришли вместе с татарами и чжурчженями, не смогли устоять против них, убежали в низовья, а потом нашли виноватых, решили сорвать зло на вас, южных монголах. А Тэмуджин против этой войны! Он во всем этом обвиняет борджигинских нойонов, считает их ничтожными людишками, по наследству получившими власть и творящими по своей глупости невесть что, а те разве будут согласны с ним? Вот и поносят его, стараются очернить. Но скоро он возьмет в руки свой улус, обратится к соплеменникам и остановит эту войну.

– Вон оно как, – задумчиво протянул Мухали и тут же спросил: – А ты не с ним ли живешь?

– Да, я его нукер.

– А много вас таких у него?

– Пока мало, но скоро ты о нас услышишь.

– Возьмите меня к себе! – Мухали на мгновение покосился на спящего Бури Бухэ и вновь поднял на него загоревшийся взгляд. – Я и других парней к вам приведу. Да что там других, если этот Тэмуджин будет стоящим нойоном, весь наш род перейдет под его знамя!

Джэлмэ, обрадованный неожиданной удаче, быстро обдумывал. «Куда же я их приведу? Где им там жить? – лихорадочно размышлял он. – Но на будущее целый курень – это немалая сила…».

– Нет, сейчас не время, – сказал он, с дружеской улыбкой глядя ему в лицо, – немного подождите. Пока можешь сказать об этом самым надежным друзьям. Осенью Тэмуджин примет свой улус, тогда уж не медлите ни дня, будет вам защита и от Бури Бухэ, и от других.

– Это было бы очень хорошо! – донельзя обрадованный, Мухали потирал руки и тут, вдруг засомневавшись, спросил:

– А если твой Тэмуджин не сможет взять свой улус, ведь мало ли что может быть…

Джэлмэ насмешливо улыбнулся.

– Он возьмет.

– А вдруг не выйдет, убьют его самого или войско будет разгромлено?

– Не убьют, и войско будет в целости.

– Откуда ты знаешь?

– Я дархан и вижу все изнутри: ему небесный хаган помогает, защищает его и ведет во всех делах.

– А какой это хаган, западный или восточный?

– Западный – Чингис Шэрэтэ Богдо, третий сын Хана Хюрмаса тэнгэри.

– О-о, если западные, то это надежные покровители… А Тэмуджин ваш кто, не шаман ли, что ему помогает создатель законов?[13]

– Предки его были большие дарханы.

– Ну, – окончательно решился Мухали, – тогда уж я с головой буду за него. Если ему помогает Чингис Шэрээтэ хаган, то, видно, он сам справедливый человек. И люди пойдут за него, всем надоело это беззаконие.

– Только говори это пока самым надежным, – повторил Джэлмэ, – если нойоны узнают об этом раньше времени, они нападут на нас.

– На нас можете положиться, – заверил его Мухали, – мы, джелаиры, умеем хранить тайны.

– Вооружайтесь получше и без устали учитесь владеть оружием, – наставлял его Джэлмэ. – Нам нужны отборные люди, чтобы один воин двоих или троих врагов стоил.

– Ясно, – согласно кивал Мухали, – в этом не сомневайтесь, теперь мы каждый день будем упражняться в воинских искусствах.

Лежавший на боку, лицом к костру, Бури Бухэ заворочался, издав глухое мычание, и громко выпустил воздух.

– Скоро он проснется, – сказал Мухали, – а ты лучше поезжай, а то он пристанет, начнет расспрашивать, кто да зачем…

– Хорошо, – Джэлмэ встал и пошел к своему коню.

Мухали шел следом.

– А ты потихоньку поговори со своими, – подтягивая подпругу, сказал Джэлмэ. – Ведь хуже нет, чем жить с глупыми нойонами.

– Поговорю, нам уже надоело с ними, знают только пить да жрать, а с похмелья о делах и о людях не думают.

– Ну, прощай, теперь мы с тобой будем друзьями, – сказал Джэлмэ, – выходит, впереди у нас один путь.

– Да, у нас один путь, – растроганно повторил за ним Мухали и улыбнулся, – давно я не встречал настоящих людей.

Посмотрев друг другу в глаза, они тепло обнялись. Джэлмэ вскочил на коня и с места взял размашистой рысью. Выйдя из-под тальников, попав под струю снежного вихря, словно подхваченный стремительный течением, он понесся на запад вдоль высокого обрывистого берега. Мухали долго стоял неподвижно, глядя ему вслед, пока тот не скрылся в густых снежных клубах.

Зима уже подходила к концу, а в Бурги Эрги снега по-настоящему так и не выпало. В самом начале зимы припорошило, как обычно, неплохо, но после того целый месяц тучи обходили их урочище стороной. От стойбища было видно, как по дальним горам выше и ниже по Керулену шли густые снега, но распадок с поляной между двумя хребтами, где затаилось их стойбище, по какой-то неведомой причине оставался нетронутым. После, в середине зимы, дважды присыпало понемногу, однако до сих пор на их полянах снег так и держался – по щиколотку лошадям и коровам, и те без труда находили себе корм.