– Чем меньше, тем лучше.

Он тут же взялся за работу: приготовил необходимые инструменты, раскалил на огне кусок старого сломанного долота, а затем расплющил несколько монет и принялся выделывать из них фигуры птиц и зверей, цепочки для браслетов и ожерелий и еще многое другое, всего не перескажешь.

Недели две точильщик занимался изготовлением подобных вещичек, и наконец мы убедились в успешности этой задумки. Когда туземцы вновь появились, мы были поражены радостью этих простаков. За кусочек серебра в форме птицы они давали две коровы. Оказалось, что для нас выгоднее делать вещи из меди, так как она ценилась дороже. За одну только цепочку на запястье мы получили добра столько, что в Англии оно стоило бы верных пятнадцать-шестнадцать фунтов. Монета в шесть пенсов, превращенная в безделушки и украшения, превысила свою реальную ценность в сто раз – за нее мы имели все, что угодно.

Так прошел примерно год, и нам эта жизнь наскучила настолько, что мы решили уехать во что бы то ни стало. Мы построили уже три каноэ, и так как муссоны (или торговые ветры) дуют в этих краях шесть месяцев в одном направлении, а другие шесть месяцев – в обратном, то решили, что сумеем сносно управиться на море. Но каждый раз, когда мы принимались за дело, нас останавливало соображение, что не хватит пресной воды, ведь путешествие предстояло продолжительное, и ни один человек не может проделать его без питья.

Поскольку отказ от мысли о путешествии выглядел здравым, оставалось еще два варианта: либо пойти в обратном направлении, то есть на запад, и добраться до мыса Доброй Надежды, где рано или поздно мы непременно встретим португальские суда, либо направиться к Африканскому материку, а затем идти по суше или плыть вдоль побережья до Красного моря, где рано или поздно нам встретится корабль, который или подберет нас, или мы возьмем его приступом. Мне, во всяком случае, такая идея понравилась.

Это предложение внес изобретательный точильщик, которого мы прозвали «серебряных дел мастером». Но пушкарь сказал, что он бывал уже на малабарской шлюпке в Красном море и знает, что если мы попадем туда, то нас либо убьют арабы, либо захватят и обратят в рабство турки. Потому он возражал против этого пути.

Я воспользовался случаем, чтобы снова высказать свое мнение.

– На каком основании, – спросил я, – мы говорим о том, что нас убьют арабы или обратят в рабство турки? Разве мы сами не можем взять на абордаж любое судно, какое только ходит в этих водах? Не они захватят нас, а мы их!

– Ловко, пират, – одобрил пушкарь (тот, который смотрел на мою ладонь и предсказал, что я попаду на виселицу). – По совести говоря, и мне уже кажется, что это единственное, что нам остается.

– Нечего, – говорю, – толковать о пиратах. Мы не только пиратами, мы кем угодно станем, лишь бы убраться из этого проклятого места.

Словом, все решили прислушаться к моему совету.

– В таком случае, – обратился я к ним, – сначала мы должны узнать, знакомы ли обитатели этого острова с мореходством и какие у них лодки. И если окажется, что лодки у них большие и лучше наших, то заберем их.

Понятно, что мы мечтали отыскать парусное палубное судно, – лишь тогда нам удалось бы сберечь свои припасы.

К великой радости, один из наших, который был помощником повара, вызвался изобрести способ сохранить мясо без бочек и без засолки. И добился своего, провялив его на солнце в селитре, которой на острове оказалось в избытке. Таким образом, прежде чем нашли способ уплыть, мы успели запастись мясом шести или семи коров и буйволов и десяти или двенадцати коз, и мясо это было такое вкусное, что мы даже не давали себе труда варить его, а ели провяленным. Однако главное затруднение – с пресной водой – оставалось: у нас не было посуды даже для того, чтобы набрать ее, не говоря уже о том, чтобы сохранить во время путешествия.

Но так как наш путь пролегал вокруг острова, мы решили пренебречь этим обстоятельством. Чтобы запастись насколько возможно водой, плотник сделал углубление в самой середине каноэ, которое основательно укрепил, чтобы там могла держаться вода. Углубление было так велико, что вмещало добрых шестьдесят галлонов[29]. Оно очень напоминало углубление в английских рыбацких лодках, куда рыбаки складывают улов. Только в тех нарочно оставляют дыры, чтобы проникала морская вода. Думается мне, что это была первая удачная выдумка по этой части. Но нужда, как известно, мать изобретательности.

Теперь для того, чтобы окончательно пуститься в путь, требовалось лишь немножко поразмыслить. Первоначально мы решили только обойти остров и посмотреть, нельзя ли раздобыть какое-нибудь судно, на котором могли бы все разместиться, а не то воспользоваться какой-нибудь возможностью переправиться на материк. Поэтому мы решили плыть вдоль внутренней или западной стороны острова, где в одном, по крайней мере, месте земля была довольно значительно вытянута на юго-запад и оттуда не так велико было расстояние до Африканского побережья.

Мне кажется, никто никогда не переживал такого путешествия и с таким отчаявшимся экипажем. Вдобавок ко всему, мы плыли вдоль того берега острова, где не встретить ни одного европейского судна: морские пути проходят в стороне. Однако мы пустились в море, погрузив все запасы и поклажу. На два больших каноэ мы поставили по мачте, а третью вели на веслах. Когда же поднялся ветер, мы взяли ее на буксир.

Мы шли несколько дней, и нам ничто не мешало. Мы видели туземцев, удивших рыбу с челноков, и порой пытались подойти к ним, но каждый раз они пугались и поспешно удалялись к берегу. Наконец кто-то вспомнил знак дружественного приветствия, с которым обращались к нам обитатели южной части острова, – поднимали длинный шест, – и высказал предположение, что, быть может, для них это обозначает то же, что белый флаг для нас. Мы решили испытать это и, как только увидели рыбачьи лодки в море, подняли шест в каноэ без мачты и направились к ним. Люди в лодках, увидав шест, остановились и, когда мы приблизились, стали грести нам навстречу. Подойдя вплотную, они жестами показали, что очень рады нам, и подарили несколько больших рыбин. Как они назывались, мы не знали, но очень обрадовались. К сожалению, нам нечего было дать взамен, но наш изобретатель, о котором я уже говорил, протянул им две тоненькие, изготовленные из серебряного осьмерика[30]пластинки. Были они вычеканены четырехугольником, точно бубновая масть, в одном из уголков просверлена дырка. Пластинка так понравилась туземцам, что они заставили нас дожидаться, пока вновь не вытащат сети. Теперь рыбы у нас стало в избытке.

Все это время мы разглядывали их лодки, соображая, не пригодятся ли они для наших целей. Но лодки были жалкие, с парусами из циновок, и только один, из какой-то хлопчатой ткани, более или менее годился в паруса, веревки же были скручены из водорослей. Поэтому мы решили, что наши лодки лучше, и оставили туземцев в покое. Мы двинулись на север, двенадцать дней держась вдоль берега. Так как ветер устойчиво дул с востока и с севера, то шли мы хорошо. На берегу не было видно городов, но на скалах, поднимавшихся над водой, часто виднелось по нескольку хижин, а возле них народ, который сбегался поглядеть на нас.