Но вернемся к нашему совещанию о том, куда двинуться дальше. Мои спутники решили отважиться на переезд к материку. Мы сдуру так и поступили, выбрав самое худшее для подобного переезда время года: ветры с сентября по март дуют на восток, а вторую половину года на запад, и в момент отплытия они дули нам прямо в лоб. Так и оказалось, что, пройдя под береговым ветром лиг этак пятнадцать-двадцать, то есть, смею сказать, достаточно для того, чтобы погибнуть, мы попали под ветер с моря, дувший с запада, юго-запада-запада или юго-запада через запад и более от запада не отклонявшийся. Словом, мы ничего не могли с этим поделать.

Суда, которыми мы располагали, не могли идти против ветра. Годись они для лавирования, мы могли бы отклониться на северо-северо-запад и, как впоследствии обнаружили, встретить по пути много островов.

Однако как мы ни пытались идти против ветра, нам это не удалось, а один раз даже едва не погибли: держа курс к северу, как можно ближе к ветру, мы позабыли об очертаниях и местоположении острова Мадагаскар, равно как и о том, что уже успели отойти от мыса, расположенного приблизительно в середине острова и выдававшегося далеко в море. А теперь, когда нас отогнало лиг примерно на сорок к северу, берег острова находился от нас более чем в двухстах милях к востоку, и мы оказались в открытом океане, между островом и материком, лигах в ста от обоих.

Правда, я уже упоминал, что ветер с запада дул ровно и море было гладким, поэтому мы решили, что лучше пойти по ветру. Взяв меньшее каноэ на буксир, мы повернули к берегу, поставив по возможности все паруса. Предприятие это было отчаянное: налети малейший порыв ветра, мы бы погибли, ведь наши каноэ сидели глубоко и не могли двигаться по неспокойному морю.

Как бы то ни было, путешествие это продолжалось всего одиннадцать дней, и наконец, израсходовав бóльшую часть провианта и всю припасенную воду до капли, мы, к великой радости, завидели землю, правда, в десяти или одиннадцати лигах. Нас встретил береговой ветер, дувший в лицо еще двое суток, которые мы провели в исключительной жаре, без капли воды, только с небольшим количеством спиртного, оказавшимся у одного из нас в ящике с бутылками.

Это приключение показало, что могло бы случиться, если бы мы пустились в путь при слабом ветре и плохой погоде, и окончательно отбило охоту переправляться на материк, пока мы не обзавелись лучшими судами. Поэтому мы снова высадились на берег и, как прежде, разбили лагерь, как можно лучше укрепив его против возможных нападений. Но здесь туземцы оказались исключительно вежливыми и значительно более радушными, чем обитатели юга острова. И хотя ни мы не могли понять их, ни они нас, нам все же удалось втолковать, что мы мореходы, чужестранцы и нуждаемся в съестных припасах.

Первым доказательством их доброты было то, что, как только они увидели, что мы высадились на берег и принялись строить себе жилище, один из их предводителей, или царьков (мы не знали, как его называть), явился с пятью или шестью мужчинами и несколькими женщинами и привел с собой пять коз и двух жирных бычков, которых и отдал нам. А когда мы предложили им что-то взамен, запретил прикасаться к чему бы то ни было или брать что-то у нас. Часа два спустя явился другой царек и с ним сорок или пятьдесят человек. Мы было испугались их и взялись за оружие. Он же, заметив это, приказал двум своим выйти вперед, как можно выше держа в руках два длинных шеста, – уже знакомый нам знак мира. Эти шесты они воткнули в землю, а царек и все его люди, подойдя к шестам, воткнули рядом свои копья в землю и направились к нам без оружия, оставив вместе с копьями луки и стрелы.

Это было сделано для того, чтобы убедить нас, что они явились как друзья, чему мы были весьма обрадованы, потому что нам не хотелось ссориться, если можно было избежать этого. Предводитель отряда увидел, что наши строят хижины и справляются с этой работой кое-как, и подал знак своим людям, чтобы те помогли. Немедленно человек пятнадцать-шестнадцать подошли и принялись за дело. Право, они были куда лучшими работниками, чем мы, ибо в одно мгновение соорудили три или четыре хижины, которые к тому же были много красивее наших.

Затем они принесли молока, плодов, множество вкусных кореньев и зелени и ушли, не взяв у нас ничего. Один из наших поднес царьку, или предводителю, чарочку, которую тот выпил, весьма одобрил и попросил еще. Мы дали ему еще. После этого он являлся к нам не менее двух, а то и трех раз в неделю и всегда приносил что-нибудь с собой. А раз прислал даже семь голов черного скота, и часть мяса мы провялили.

Я непременно должен упомянуть об обстоятельстве, которое впоследствии принесло нам немалую пользу. Дело в том, что мясо коз и коров, особенно коз, будучи провялено, становилось красным на вид и жестким, как голландская сушеная говядина. Туземцам оно так нравилось, что сходило за лакомство, и они охотно выменивали его у нас, даже не подозревая, что это такое. Так, за десять-двадцать фунтов копченой говядины они давали нам целого быка или корову, или вообще все, что мы захотим.

Здесь мы увидели нечто, что показалось нам очень важным. Во-первых, мы обнаружили, что у них много глиняных изделий, и пользуются туземцы ими не хуже нашего; у них в ходу длинные, высокие глиняные горшки, которые они зарывают в землю, и хранящаяся в них питьевая вода остается свежей и приятной на вкус. А во-вторых, что каноэ у них больше, чем у соседей.

Мы поспешили узнать, нет ли у них судов еще больше, чем те, которые мы видели, или нет ли таких у иных островитян. Они объяснили, что лодок, бóльших, чем эти, у них нет, но на другой стороне острова имеются и более крупные лодки – с палубой и большими парусами. Необходимо было обойти остров, чтобы увидеть эти лодки. Мы снарядились, запаслись съестными припасами и в третий раз вышли в море.

На это путешествие ушел месяц, а то, пожалуй, и все шесть недель, причем за это время мы не раз высаживались на берег в поисках воды и чтобы пополнить припасы съестного, и туземцы были по-прежнему щедры и вежливы по отношению к нам. Но вот однажды ранним утром один из наших – в то время мы были в самом конце северной части острова – закричал: «Парус! Парус!» И мы увидели вдалеке судно. Мы смотрели на него в подзорные трубы, изо всех сил стараясь разобрать, что оно собой представляет, но так и не поняли, ибо то не был обычный парусник, кэч, галера или галиот[35]. Он вообще не походил ни на одно из виденных нами судов.

Мы скоро потеряли судно из виду, так как не в состоянии были гоняться за ним. Но, судя по тому, что мы успели заметить, и по тому, что видели потом, это было арабское судно, ведущее торговлю с Мозамбикским побережьем или Занзибаром, с теми местами, куда мы отправились впоследствии, как вы услышите.

Я не вел дневник нашего путешествия, да и вообще в то время понимал в мореходстве не более, что требуется от рядового моряка. Поэтому не буду говорить ни о широте и долготе тех мест, в которых мы побывали, ни о том, какое расстояние мы проходили и сколько миль делали в день. Но я помню твердо, что, обогнув остров, мы направились вдоль восточного побережья к югу, как шли к северу вдоль западного побережья.