— Не твоего ума дело, — она попятилась.

Отчего-то Верея не назвала имени Лесьяра. То ли боялась за него или за себя. То ли вправду полагала, что ни к чему Креславу знать, кто именно его соперник.

Глаза девушки так и забегали в поисках путей к спасению. Но кругом был лишь дремучий лес, да дорога в узкой прогалине, бегущей промеж зарослей. Слабого лунного света едва хватало, чтобы она могла разглядеть приближающегося к ней мужчину.

— Ишь, какая норовистая оказалась, — кривая усмешка тронула усатое лицо. — Но ничего. Разберёмся. Будет всё, как мы с отцом твоим решили. А не как тебе в дурную девичью голову ветром надуло.

— Не подходи ко мне, — Верея тяжело сглотнула. Во рту у неё совсем пересохло. — И не вздумай прикасаться.

— А то что? — Креслав насмешливо фыркнул. То, как глядел на неё, девушке совсем не понравилось. — Ты и так уже моя, считай. Проучить тебя бы. Чтобы о прочих мужиках и думать позабыла.

Он протянул руку в попытке схватить девушку, но та сорвалась с места и побежала. Да не по дороге, где мельник легко бы нагнал её верхом на лошади, а ломанулась через кусты в самую чащу.

Колючая ветка оцарапала щёку. Другая порвала подол сарафана, но девушка будто и не заметила. Страх пред чужим человеком оказался сильнее сакрального страха перед лесной силой. Кажется, Верея и не подумала, что может угодить в волчью яму или нарваться на голодную Лешачиху. Она бежала без оглядки, не разбирая дороги. Наколола пятку на острый корень, проткнув подошву тонких башмачков. Ударилась впотьмах о древесный ствол плечом.

— Стой, дурёха!

Крик Креслава подхлестнул её ещё больше. Голос его был полон гнева и какого-то нездорового азарта сродни охотничьему. Будто гончая в попытке поймать ускользающего зайчишку.

Сердце в груди Вереи и впрямь колотилось пуще заячьего. Дыхание рвало и без того надсаженную от долгого бега грудь. Уставшие ноги запинались и отказывалась слушаться.

Она слишком спешила до этого. Слишком торопилась поскорее попасть в Лозовицы к Лесьяру. День был долгим, а ночь выдалась утомительной. Оттого силы и покинули насмерть напуганную девушку.

Креслав настиг её.

Его крепкая рука ухватила за косу. Рванула, лишая опоры.

Верея закричала от боли. Она изо всех сил пыталась вырваться. Но усатый мельник не дал ей опомниться. Ударил в живот кулаком так, что потемнело в глазах. Толкнул. И повалил её в папоротники, на пружинистый, волглый мох среди жёстких корней.

Никто не мог слышать в лесу отчаянных женских криков, когда она старалась освободиться. Никто не пришёл на помощь, когда Креслав принялся задирать на ней сарафан. Вцепился в колени до синяков, чтобы развести их в стороны.

От ужаса Верея лягнула его что было мочи. И тотчас получила звонкую оплеуху по лицу. Такую, что слёзы ручьями полились из широко распахнувшихся глаз.

Боль накрыла обжигающей волной, пока мельник в упоении терзал её юное тело. Она плакала и умоляла перестать, задыхаясь от страха. Но «жених» точно бы и не слышал. Лишь бормотал, что она и без того будет его совсем скоро. Снова ударил по лицу. Велел прекратить истерику. Но трясущаяся от боли и страха девушка будто бы и не слышала. От всего происходящего она задыхалась.

А где-то в вышине меж кучерявых листьев белёсым пятном виднелось слепое око луны. В какой-то миг Верея обессилила. Её рыдания стихли, сделавшись судорожными всхлипами. И пока Креслав пыхтел на ней, вжимая хрупкую девушку в холодную землю, она глядела вверх, на эту безразличную, белую луну за скрипучими кучерявыми ветвями.

Она не знала, сколько точно прошло времени, когда пропотевший мельник, наконец, насытился и слез с неё. Верея даже не глядела в его сторону. Она только подтянула к себе ноющие ноги, промеж которых всё горело от боли. С трудом села, цепляясь за траву. Отползла на пару шагов, пока он возился со штанами. И снова завыла так отчаянно, что где-то в лесу шарахнулся лось, с треском ломая кусты.

— Успокойся, дура, — тяжело дыша, вымолвил Креслав. — Ничего не случилось. Пойдёшь ко мне сейчас. В порядок тебя приведём. Умоем. А утром к отцу отвезу. Скажем, сама ко мне прибежала, поговорить захотела. А по дороге оступилась и упала.

Он наклонился к ней, развернул к себе рывком, оглядел покрытое ссадинами и синяками лицо. Нахмурился. Отвернулся, чтобы найти в папоротниках башмачок, который соскользнул с её ноги в пылу борьбы.

— Скажем, от волков убегала, — башмачок обнаружился тут же, средь развороченных растений. — А коли на меня что худое скажешь, жениха твоего найду и здесь же на дереве повешу. И тебя рядом с ним.

Верея прекрасно понимала, что Креславу только с ней совладать и удастся. С могучим Лесьяром ему и в жизни не справиться. Но эти угрозы довели её окончательно. Дрожащую рукою пошарила она впотьмах подле себя. Бездумно. Но тут внезапно её пальцы сомкнулись на чём-то. И девушка замерла. Опустила растрёпанную голову. Ленту со лба она тоже потеряла где-то здесь. В растрепавшейся косе застряли травинки и мелкий сор.

Она коротко вздрогнула, когда мельник надел на её ножку туфельку.

— Слушаться меня одного будешь, поняла? — требовательно произнёс он, наклоняясь ниже, чтобы поднять Верею, будто победный трофей.

— Поняла, — зло процедила она сквозь зубы.

А потом девушка рывком размахнулась. И всадила найденный предмет насильнику прямо в правый глаз.

Это была острая, сухая ветка. Она вошла чётко и глубоко.

Креслав завопил не своим голосом. Он шарахнулся назад, схватился за торчащую в глазнице деревяшку в попытке вытянуть. И заорал ещё пуще.

А девушка вскочила на ноги и вновь побежала, превозмогая острую боль.

А девушка вскочила на ноги и вновь побежала, превозмогая острую боль.

Горячая, скользкая кровь потекла по внутренней стороне бёдер. Тело саднило. Каждая мышца горела, а голова и вовсе помутилась. Где-то за спиной истошно орал мельник. Но Верея спешила, как могла.

Каким-то чудом ноги вынесли её обратно на тракт, не дав заплутать в чаще. То ли боги пожалели. То ли лесные духи решили, что она достаточно настрадалась. Только побежала она не домой в Медовый Яр, а дальше, в сторону Лозовиц. К единственному человеку, который мог защитить.

Изба у кузнеца была добротная, двухэтажная. Стояла она на самом краю деревни. Окна глядели в сторону кузницы, которая, как уж заведено, расположилась на речном берегу, в отдалении от прочих строений. Мало ли пожар случится, иль ещё что. В подклете, на нижнем этаже избы, вместе со скотиной в тёплое время года жил и Лесьяр. Зимовал он, конечно, со всеми остальными домочадцами. Спал, правда, у порога, кутаясь в толстую овечью шубу. Но зато в тепле. А летом в подклете ему даже нравилось. Там было тихо. Не плакали дети. Не кряхтели старики. И никто не беспокоил подмастерье до первых петухов. Потому Лесьяр спросонок и не мог понять, что случилось, когда в дверь посреди ночи постучали.