– Это всего лишь воскресное выступление. – По какой-то причине мне показалось жизненно важным притормозить его. – В смысле… это, скорее всего, будет ужасно. Я просто сяду и начну петь от души, пока все будут игнорировать меня, уткнувшись лицом в свои кружки и тарелки.

Риз почесал шею.

– Да, это не очень, когда все вокруг пьют и едят.

– И все же, – пропищал Роб, постукивая палочками, – концерт есть концерт. Это оплачивается?

Я молча кивнула.

– Блин. Круто! Мы фактически должны были заплатить за наше место в «Черепахе». А ты нас так обогнала.

Риз снял шляпу и сжал ее поля.

– Да, – сказал он, – но дешевле заказать певцов-песенников, чем целую группу. – Потом он пришел в себя и пожал плечами. – Но, конечно, Амели очень, очень талантлива.

Я обхватила его руками.

– Ты тоже талантлив.

Этот странный покровительственный тон иногда появлялся самопроизвольно. Риз, должно быть, тоже ненавидел его, потому что крепко сжал мои руки, а затем опустил их.

– Ну что, еще раз? – спросил он группу. – Роб, твоя партия была дерьмом в «Городе, которого нет». Давайте еще раз прогоним.

Всю оставшуюся репетицию я словно не существовала. Риз ни разу не взглянул на меня. Ну, он играл, понимаю… но это так отличалось от него нормального! Обычно он всегда оглядывался, когда пел (особенно романтические композиции), подмигивая, дабы подтвердить, что это обо мне, или говорил: «Извините, мне нужна Амели» – и целовал меня. Но весь оставшийся вечер он только и делал, что пел, пел, пел. Я чувствовала, что меня отчего-то наказывают, что каким-то образом снова расстроила его в этот вечер, в котором уже ничего не понимала.

Роб спросил:

– Чувак, мы можем взять пять минут на перекур?

Риз сказал: «Пока нет» – таким тоном, что никто не осмелился возразить.

Я осознала, что сижу на усилителе, оцепенев от напряжения. Может, излишне драматизирую? Наверное. Но я понятия не имела, что произошло, куда делся привычный Риз и почему все вдруг стало таким неправильным. Перебрала все, чем могла расстроить его, но так и не нащупала. Было очевидно: я совершила что-то плохое. Не стоило говорить про концерт? Он всегда так поддерживал мою музыку… вплоть до этого момента. Откуда мне было знать, что лучше промолчать?

В конце концов, после целого вечера, пока я сидела на усилителе и пыталась сдержать бушующий внутри ураган эмоций, Риз остановился.

– Молодцы, ребята! «Черепаха» и не догадывается, как мы зажигаем, – подвел итог он, сбрасывая ремень.

Спрыгнув со своего насеста, я обняла его, отчаянно пытаясь вернуть все как было.

– Вы звучали великолепно, как всегда, – улыбнулась я, хотя внутри вся сжалась и дрожала.

Он слабо обнял меня в ответ, а потом отстранился.

– Спасибо, Амми. Но тебе не обязательно было оставаться.

Это напоминало пощечину.

– Что?

Риз смотрел мимо меня на яичные коробки на стене.

– Ну, просто имею в виду, что, если у тебя есть другие дела, которые нужно сделать, это совершенно нормально. – А потом, как будто этого было мало, – что за чертовщина? – он добавил: – Нам не обязательно все делать вместе.

Я попыталась проглотить унижение, пока парни из группы стояли вокруг, притворяясь, что ничего не слышат. Это было больно по многим причинам. Во-первых, потому что раньше он всегда хотел, чтобы я проводила время с ними в гараже. Во-вторых, потому что прекрасно знал: у меня не было других дел после ссоры с Ханной. В-третьих, потому что я уже проторчала здесь весь вечер, сидя как сыч, прежде чем это услышать. В-четвертых, потому что мы занимались сексом, до того как Риз сообщил, что лучше бы я не приходила. Весьма удобно…

Черт. Черт. Так много чертей! Но даже тысячи их не смогли бы передать всю мою боль.

– Знаю, что нам не нужно все делать вместе, – выдавила я дрожащим голосом. – Но это ты пригласил меня.

Он улыбнулся, но не глазами, и потрепал меня по щеке.

– Потому что я хотел увидеть это милое личико, – сказал Риз писклявым детским голоском.

– Ладно… – ответила я, ожидая обычного продолжения: он говорил группе убираться, и мы шли к нему в комнату, чтобы поиграть в счастливых влюбленных и в конце концов уснуть. Джонни, Марк и Роб тоже, казалось, ждали обычных инструкций.

Однако Риз нарушил эту традицию. Он снял шляпу, взъерошил волосы, снова надел ее и отвернулся от меня.

– Кто хочет пива? – Он подошел к мини-холодильнику в углу, вытащил несколько банок и бросил их каждому члену группы.

Те ловко поймали их, стали открывать, наполнив комнату шипением, пока я стояла столбом, со слезами на глазах, ожидая не пойми чего.

– О боже, малышка, сегодня у нас что-то вроде мальчишника, сечешь? Это нормально, если ты хочешь свалить. Я все пойму.

– А, точно.

У меня не было другого выбора, кроме как притвориться, что это классная идея. Попрощаться со всеми, не расплакавшись, стоило мне последних сил. Я обняла ребят. Роб даже немного запротестовал.

– Эй, останься и побудь с нами, – предложил он. – Ты делаешь сам воздух здесь приятнее.

Но у меня осталась еще некоторая гордость, и я просто чувствовала, что Риз не хочет меня видеть.

– Очень устала, – произнесла я, жалея, что не успела придумать чего-то пооригинальнее. Как бы мне хотелось иметь друзей! Чтобы не ощущать себя такой обделенной, жалкой, бесполезной, какой особенно остро почувствовала себя этим вечером…

– Окей, тогда пока.

Я задержалась у двери, ожидая, что Риз меня остановит. Что скажет: «Не уходи, я люблю тебя». Я думала, что он снова станет тем парнем, каким был вплоть до этого вечера.

Ничего подобного не случилось.

Риз помахал мне рукой, даже не поцеловав на прощание, и начал смеяться над Робом, потому что тот пролил пиво себе на рубашку.

Я толкнула дверь, и звук его смеха резко оборвался, когда та захлопнулась за мной. Я стояла в залитом лунным светом саду, все еще в шоке, с трудом переводя дыхание. В голове все кружилось, будто тревожные мысли в ней свивались в раскаленные спирали.

Что я сделала?

Что происходит?

Это моя вина?

Почему все это вообще произошло?

Я не понимаю.

Неужели он больше не любит меня?

И как все исправить?

На этот раз плач застрял в горле, как щекочущий кашель, и я поплелась по траве туда, откуда пришла. Глаза зудели. Голова была туго набита мыслями и чувствами. Их оказалось много, и они не могли найти выход наружу. Я вышла из палисадника, ступила на тротуар, добралась до живой изгороди возле дома и обнаружила, что не могу сделать больше ни шагу. Опустилась на корточки, и из меня вырвались первые рыдания.