Часовой настолько сосредоточился на своих ощущениях, что даже не сразу отреагировал, когда чей-то простуженный голос из-за спины спросил его доброжелательно:

— Du willst dem Spiritus, Genosse?[21]

Впрочем, менее секунды понадобилось ему, чтобы согласно закивать головой так, что каска съехала на нос:

— Ja. Ja! Sehr gut![22]— задребезжал его голос.

На акцент, смазанный хрипотцой, часовой не обратил внимания — не заметил; не подумал также, что смены караула до прибытия на станцию никто не обещал. И вообще не успел спросить себя, откуда взялся этот смуглый с чёрными глазами и расхристанными ремешками каски, будто нахлобучил её впопыхах? Вроде бы и не было такого, откровенно латинского, балбеса в 3-й роте батальона сопровождения…

«Потом. Я подумаю об этом завтра…» — мелькнуло в замороженных мозгах часового, а руки в вязаных перчатках с посиневшими ногтями на голых пальцах уже тянулись к плоской фляге в брезентовом чехле.

Так и не дотянувшись до неё, часовой вдруг почувствовал необыкновенную лёгкость в членах и головокружение, словно уже глотнул оглушительную порцию спирта и не заметил, как закончилась под ногами платформа…

Сергей Хачариди за его спиной, мелькнувшей под насыпь, опустил короткий приклад громоздкого ручного пулемёта.

Если собственного падения часовой так и не заметил, отключившись секундой раньше, то заметили это в конце состава, на задней платформе охранения, с зенитной установкой, обложенной мешками с песком и парой МГ-39 на станинах.

— Чёрт, или мне показалось, или часовой с десятой платформы свалился к чёртовой матери… — с сомнением пробормотал пожилой обергефрайтер, застёгивая ширинку мешковатых штанов.

— Может быть, он был занят тем же самым, герр обер? — предположил, оглянувшись вполоборота, молодой здоровяк рядовой, пристроившийся по соседству. — Только не удержался на повороте и…

— Возьмите двух человек, Томас, и проверьте, что там… — распорядился унтер, возглавлявший взвод охраны, и раздражённо добавил: — И прекратите, ради Бога, мочиться мне на шинель. Это в конце концов не соответствует субординации.

— Прошу прощения, герр обер! — вспыхнул рядовой, отворачиваясь.

— Сколько у нас времени? — спросил Мигель на ухо партизанского минёра Ваську Громова, заменившего погибшего Антонио.

— И много и мало… — рассудительно ответствовал Громов, возясь со связкой толовых шашек под округлым боком цистерны, охваченной массивными цепями со скобами кронштейнов на концах.

— Это как понимать?

— А так, товарищ майор… — Васька остругал перочинным ножом картон с торца одной из шашек и продолжил, перекрикивая грохот колес и стук рельсов: — Был бы у меня часовой механизм, сейчас бы выставил минут 5–7, сколько там осталось до станции, и всё, можно спрыгивать!

— Это мы уже обсуждали… — поморщился Боске, сдвинув немецкую каску на затылок. — А так?

— А так нам придется держаться до самых последних секунд… — ответил вместо минёра Сергей Хачариди, выглядывая в конец поезда из-за дубовых брусьев, подпиравших цистерну. — Сколько будет гореть метр-полтора бикфордова шнура, секунд десять? — уточнил он у Громова.

— На таком ветру может и быстрее… — пожал тот плечами.

— Значит, так… — решительно поднялся на ноги Мигель и переправил «шмайссер» из-за спины под руку. — Благодарю всех за помощь. Помощь была неоценима. Но это наше задание, нашей диверсионной группы, поэтому прошу всех остальных товарищей покинуть состав… и это…

Майор смущенно кашлянул и, тронув за рукав шинели «Везунчика», добавил, склонившись к нему каска к каске:

— Заберите с собой Родриго, пожалуйста…

Сергей понимающе кивнул, но ответил неожиданно:

— Ребята заберут. Я остаюсь с вами.

— В этом нет необходимости! — замотал головой Мигель.

— Теперь есть… — не добавив ни слова, Сергей приткнул сложенные сошки пулемёта к дубовой опоре и, будто не целясь, дал короткую очередь в конец состава. Сухой треск словно бы тут же и снесло встречным ветром, но его наверняка донесло до ушей транспортного караула на задней платформе.

— Что вы, чёрт возьми, делаете? — зашипел было майор Боске, но тут же увидел, как всего за три цистерны до них кувыркнулась за леера ограждения серая фигурка, вспорхнув полами шинели, словно подстреленная ворона.

— Я сам останусь, один! — закричал Боске, припав на одно колено. — Удержаться несколько секунд на цистерне не так уж сложно, гранат они не применят, побоятся, а…

— А с другой стороны? — иронически поинтересовался «Везунчик». — А сверху? Бегать туда-сюда будете, вверх-вниз прыгать? Малахов! — окликнул он матроса, который даже теперь не нашел в себе достаточно силы воли, чтобы запахнуть шинель, спрятав тельняшку, дырявую, как легендарное полковое знамя.

— Я остаюсь! — зло бросил Арсений через плечо, даже не услышав ещё новой команды.

— Остаёшься… — согласно кивнул Серёга. — Остаёшься за старшего группы! Группа немедленно покидает состав! Головой отвечаешь, чтобы все живые и здоровые добрались до своих, ясно?! Особенно за Родриго!

— Ясно… — нехотя протянул Малахов. — Но…

Не дожидаясь его возражений, Хачариди забросил пулемёт за спину и по стальным скобам на замасленном боку цистерны проворно поднялся наверх, исчезнув из поля зрения Малахова.

Матрос исподлобья взглянул на Мигеля — в конце концов командовал операцией именно он…

— Подтверждаю… — майор положил руку на плечо Арсения. — И это… Нас не дожидайтесь. Сами доберёмся…

* * *

— Что там у вас происходит, обергефрайтер?! — военный инженер в оливково-зелёном армейском мундире, сопровождающий груз ЛТ-300, кричал в текстолитовый коробок внутренней связи.

— Партизаны, герр флигер-инженер! — отозвался сквозь хрип и шелест помех командир взвода охраны. — А скорее всего, даже русские диверсанты. Они все в форме наших пехотинцев.

— Сколько их, всех?!

Гефрайтер снова перегнулся за кладку мешков, набитых песком, растянув витой шнур переговорного устройства.

— Непонятно, но у них пулемёт, и мы уже потеряли четырех своих…

— Шайсе! — выругался флигер-инженер и, рванув вниз раму, высунулся в окно штабного вагона чуть ли не по пояс.

Струя ледяного воздуха растрепала его русые волосы.

Что творилось в центре состава, было не совсем понятно. Ветер относил далеко назад треск автоматных очередей, звучавших то поочередно, то шквалом, и лаконичные реплики партизанского пулемёта в ответ. И, похоже, что краткость была сестрой его военного таланта — ещё одна серая фигурка, путаясь в полах длинной шинели, закувыркалась по насыпи. Изредка, когда была возможность — состав слегка выгибался на плавном повороте, — в дело подключался крупнокалиберный МГ, его глухой лай слышен был даже здесь, в голове поезда…