Она возмущенно вскинула голову и снова оттолкнула Аверина, но тот сам ее отпустил, а затем привалился рядом к стене и яростно растер ладонями лицо.

— Черт! Врачи… Я все время об этом забываю, — он закусил губу и прищурился, глядя в сторону, при этом неосознанно поймал ее руку и легонько сжал. — А я голову ломаю, зачем здесь этот твой приятель. Давид не теряет надежды, это ясно, но…

Он повернулся к Оле и заговорил предельно серьезно. При этом руку ее так и не выпустил.

— Уезжайте. Ты должна улететь завтра же, Оля. Забирай этого своего Голубенко…

— Он Голубых.

— Тем более.

— Знаешь, что, — Ольга выдернула руку и вперила в Костю сердитый взгляд, — а не пошел бы ты командовать в свой президентский люкс? Там тебя уже заждались.

Аверин бегло взглянул на часы на своем запястье — такие если продать, год в этом отеле можно жить, в президентском номере! — и все так же серьезно кивнул.

— Мне и правда пора. А вам лучше уехать, Оля. Это не шутка. У меня совсем нет времени, и боюсь, я просто не смогу заняться Данилевским.

Ей бы смолчать, так нет же.

— Ну конечно, куда тебе. Шесть спален! — вырвалось само по себе. Она и прикусила язык, да поздно.

Костя с интересом облокотился на стенку и навис над Олей, ей пришлось снова вжаться в нее спиной. Он долго разглядывал ее с тем самым выражением, с которым смотрел в ресторане. Прикоснулся к щеке тыльной стороной пальцев, а потом вдруг засмеялся.

— «Неделька»!.. Кстати, сегодня воскресенье, и я без спальни. Пустишь?

— А что, в президентском люксе напряг с ковриками? — не осталась в долгу Оля.

Костя покачал головой и снова засмеялся. Потом вновь провел костяшками по лицу. Правильнее было бы, конечно, отбросить его руку и выдать что-нибудь язвительное, но что-то ее останавливало. Наверное, выражение глаз, которые блуждали по ее лицу, как будто ощупывали каждую черточку.

— Я уже думал, что никогда тебя не увижу, — хрипло сказал Костя, и ей расхотелось язвить. Вообще все расхотелось.

Увернулась и отошла в сторону. Сложила руки на груди, будто отгораживаясь.

— Тебе пора.

— Да, мне пора, — он снова бросил беглый взгляд на часы, и у нее заныло в груди. Так переживает, что Диана в номере одна, торопится к ней…

Аверин направился к двери, но, взявшись за ручку, обернулся.

— Я очень хочу думать, что ошибаюсь. Но прошу тебя, будь осторожнее.

— Если бы я знала, в чем именно мне следует соблюдать осторожность, было бы прекрасно, — начала недовольно, как тут запоздалая догадка ослепила молнией. — Костя!

Аверин остановился и посмотрел тем непонятным взглядом.

— Давиду понадобились твои услуги? Как Ямпольскому? А ты отказался?

— Да, — сухо ответил тот, — я отказался. Поэтому сама понимаешь, что пришло мне в голову, как только я увидел тебя рядом с Давидом. Сто раз подумай, прежде чем соглашаться на его предложения, какими бы заманчивыми они не казались.

Внутри взметнулся целый фонтан, но Оля сумела себя не выдать. Широко улыбнулась, подняла руку и пошевелила пальцами.

— Диане привет.

Аверин сверкнул взглядом, который с самой большой натяжкой не сошел бы за приветливый.

— Спокойной ночи.

***

Оля стояла у окна и, нахмурившись, смотрела на вечерний Мюнхен. Настроение было никаким, яркие огни старого города не радовали ни капельки.

Аверин вполне мог оказаться прав, и Давид пригласил ее сюда для того, чтобы надавить на Костю. При этом его заинтересованность в медицинских навыках Антона сомнений не оставляла. Значит, Оля приехала в Германию «паровозом»? И ухаживания Давида — такая же дымовая завеса, которую в свое время организовал Ямпольский для выкуривания Аверина из своей норы?

Думать от этом было неприятно. А еще и Аверин, явившийся к ней в номер только для того, чтобы об этом сообщить… Так, стоп. Ее что, и правда это намного больше расстроило?

Оля закусила губу. Конечно, она готова была отбиваться, лягаться и, если надо, даже пустить в ход зубы. Но если честно, в глубине души — очень-очень глубоко — хотелось, чтобы Аверин как раньше одним своим присутствием обозначил свои права.

«Это моя женщина», — никто не умеет сказать эти слова так, как он. Вот только он больше так не скажет. Да и Оля не позволит. Они параллельные прямые, которые не пересекаются, такова реальность.

Она заказала в номер чай и ушла в душ. Когда вернулась, на столе стоял чайничек с чашкой, а аромат альпийских трав плыл по комнате. Может, хоть он заглушит этот стойкий аверинский запах, который никак не хотел улетучиваться?

Настроение немного улучшилось. Оля еще немного подождала, пока чай заварится покрепче, и налила в чашку. Вкус был немного горьковатым, как у всех травяных настоев, но к чаю шел мед вприкуску, как она любит. Так что к тому времени, как она улеглась в постель, жизнь уже перестала казаться одной сплошной пятой точкой.

Сон склеивал ресницы, обволакивал, но она продолжала балансировать на грани, не проваливаясь окончательно в липкие объятия. Наверное, в таком состоянии и приходят сновидения? Потому что ей как раз начал сниться довольно странный сон.

Аромат дорогого мужского парфюма и сигар стал отчетливее — а ведь она долго умывалась, чтобы смыть его с лица и рук. Рядом прогнулась кровать.

— Аверин, — простонала Оля, — тебе и во сне неймется?

— Конечно, милая, — прошептал тот самый вкрадчивый голос над ухом, — сегодня же воскресенье, ты забыла? У меня закончились спальни.

— А как же твоя Диана?

— Она не моя, — шею согрело вполне даже реалистичное дыхание.

— Как не твоя? Она называла тебя любимым, я сама слышала!

— Ты подслушивала? И где же? — к волосам невесомо прикоснулись терпко пахнущие пальцы.

— Неважно. Любимым просто так не называют.

— Оленька, — голос зазвучал особенно нежно, — ты ни разу не слышала, как меня называл твой зять? Или тот же Ямпольский? И разве это означает, что я предпочитаю мужскую любовь? Нет, это исключительно их видение.

— Разве? — пробормотала Оля. — Они тебя так называли? Я не слышала…

— О, поверь, это было мое самое милое и безобидное прозвище, практически домашнее.

Она не выдержала и рассмеялась. Во сне. Потянулась и повернулась на бок.

Щеки коснулась теплая рука.

— Я забыл, какая ты красивая…

— Диана красивее, — не смолчала Оля, она и правда так считала. — Как ты ее бросил одну в номере, Костя?

— Мне все равно, какая Диана, и я никого не бросал. У нас контракт, не более того.