Обездвиженный сказал, что на колесо, где мы разбились, прибыл монстр, который долгие годы говорил с машиной, контролирующей это место по приказу Архитектора. Ты его помнишь – чванливый злодей, противостоящий Дидакту, другому чванливому злодею. Но Дидакт еще может исправиться.

А впрочем, что толку, ведь он невзлюбил нас обоих.

Ну так вот, те Предтечи толковали между собой, а их броня говорила со мной, и я ее понимал не хуже, чем чаманушей. Тогда-то я и услышал рассказ, вероятно не слишком далекий от правды.

Тысячу лет назад Архитектор создал этот большой мир-обруч, а после разделил его с Создательницей, потому что так ему приказали другие Предтечи, обладавшие властью. Тогда Создательница переместила сюда много разномастных людей. Почему она любит их, не знаю, но все равно поклоняюсь ей в моих снах.

И кто бы мог подумать, что Дидакт – ее муж? А, забудь. Говорю тут я.

Похищая информацию у Создательницы, Архитектор проведал, что некоторые из нас, людей, сумели побороть Искажающую болезнь и выжить. Я не знал, что это за напасть, но знало нечто, находящееся внутри меня. Тогда на звездной лодке Дидакта мы смотрели друг на друга так же, как смотрим сейчас, – мы оба чувствовали, как пробуждаются древние воспоминания, заложенные в нас Библиотекарем. Они все еще с тобой? И со мной тоже. Не та судьба, которую я бы выбрал добровольно.

На протяжении многих лет монстр уговаривал заправляющую всем машину предать Предтеч и попытаться уничтожить их. Но ведь на то и монстры, чтобы причинять неприятности.

А этот монстр очень древний, он праотец всех неприятностей.

Но это уже другая история, которая мне неизвестна. Думаю, она столь же важная, сколь и грандиозная.

Так вот, мы упали в отвратительном месте. Я назвал его пустынным кладбищем, но на самом деле у меня не найдется ни жеста, ни звука, чтобы описать его. Я предположил, что там лава изверглась и покрыла все подряд: деревья, горы, людей и города, полные Предтеч. В поселениях, где когда-то кипела жизнь, лежали окрашенные мертвецы. Те места мне также не под силу описать, но они гораздо крупнее энергостанций на Эрде-Тайрине.

Лавовый покров, устлавший все, что когда-то было живым, оказался не камнем, а пылью, больше похожей на пепел. Пустыня простиралась во все стороны. Я не видел способа выбраться оттуда.

Однако моим спутникам пейзаж был неинтересен. Двое Предтеч подняли меня и своего обездвиженного товарища. Даже с таким грузом они передвигались быстро – прыгали, бежали, перемахивали через препятствия. Если бы я знал, что броня способна на такое, то рискнул бы задать Дидакту трепку. Хотя синяя дама наверняка бы меня остановила.

Дышать было тяжело. Предтечи говорили друг с другом, броня не передавала мне их беседу, но кое-что я понял. Они были испуганы, но надеялись, что кто-нибудь спасет их, поскольку – они это утверждали без радости – я намного важнее их самих.

Уж не знаю почему. А ты знаешь? Нет? Тогда помалкивай. Говорю тут я.

Постепенно все изменилось. Броня Предтеч разлюбила их, а затем попыталась убить. Обездвиженному не повезло, он был раздавлен – так жук давит себя собственным панцирем.

Двое других сбросили броню; та билась и корчилась, поднимая пепел, – пыталась дотянуться до нас и прикончить. Предтечи схватили меня и понесли дальше.

Тогда-то и начались неприятности. Какие-то громадины вроде гор, но круглые в плане и островерхие, извергались в ночь, быстро наползавшую на нас. Я спросил, не вулканы ли это; оказалось, что нет; Предтечи назвали их споровыми пиками. Ты понял? Нет? Не знаешь? Тогда помалкивай. Говорю тут я.

Ночь накрыла нас. Предтечам приходилось совсем туго: они кашляли, хрипели и все сбавляли шаг. Но мы продолжали движение – как мне казалось, в никуда. Я еще не видел Предтеч в таком ужасе. Мне стало грустно, ведь когда-то я считал их всесильными, а теперь они были как обычные люди, нагие и беспомощные.

Наконец они ослабли настолько, что уже не могли нести меня. Я пошел сам, но Предтечи плелись так, словно ноги у них были из камня. Они тяжело заболели.

Звезды скрылись за облаками, но запах, напоминавший плесень на старых фруктах, подсказал мне, что это не обычные водяные облака. Вскоре из них пошел дождь, и в каждой капле была пыль. Облака принесли ее с тех извергающихся споровых пиков. Она липла ко всему, накапливалась на моей коже, двигалась по ней. Пыль собиралась и на поверхности луж. Я лег и закрыл лицо руками.

Я очень устал и натерпелся страху. Умереть было нельзя: Абада может почуять робость и не прийти. Гиены, унюхав испуг, будут смеяться и терзать твою душу. Слон никогда не найдет твоих костей, ведь ему противен запах страха. Так мы видели в священных пещерах. Я показал тебе это, когда ты был молод и крепок. Если смерть придет ко мне, я умру без страха. А единственный способ его избежать – заснуть долгим глубоким сном.

Поэтому я сейчас тоже посплю. Тсс.

Веки и челюсть Райзера опустились, словно вторя спаду напряженности его повествования, и он погрузился в тяжелую дрему, оставив нас с Винневрой наедине.

– Он закончил? – спросила девушка.

Мара что-то буркнула и обняла ногами храпящего чамануша, защищая его.

– Не думаю, – сказал я.

Теперь Винневра смотрела на меня по-другому. Мне от этого взгляда становилось не по себе, а уж о комфорте не могло быть и речи… Еще тревожнее стало, когда она подошла ближе. Мара подтолкнула меня к ней, а когда я оглянулся на обезьяну, та выпятила губы и почмокала ими.

Девушка села.

Спустя какое-то время я поведал о демоне, который странствовал от племени к племени, от города к городу и рассказывал интереснейшие истории, но те, кто ему внимал, лишались дара речи и лишь бессмысленно лепетали. Не знаю, понимала ли темная обезьяна, но слушала она внимательно.

– И поныне мы встречаем потомков тех, кто слушал те истории, и все, что они могут, – только лепетать, – закончил я.

Сказочка так себе, но других я не знал.

Винневра искоса глянула на меня.

– Это тоже написано в ваших священных пещерах? – спросила она.

– Нет, – ответил я. – Там говорится о жизни и смерти. Эта история о том, как демоны-сказители морочат нам голову.

– Монстр, которого схватили люди и выпустил Архитектор, тоже демон?

– Возможно.

Мара заворчала и, отвернувшись, тряхнула головой. Похоже, она понимала больше, чем показывала.

– А Леди, касающаяся нас при рождении, демон? – поинтересовалась Винневра.

– Нет.

– Наша плоть – ее история?

Я покачал головой, но это предположение обеспокоило меня. Плоть и история – одно целое? Возможно, так и есть.

Мы ждали, пока Райзер выспится. Сумерки приближались, и насекомые осмелели. Но мы не решились разбудить его – не отдохнув, он становился сварлив и неразговорчив, а мы надеялись услышать что-нибудь еще.