Выражение лица Джеймса становится суровым, и я понимаю, что только что уничтожила последнюю надежду на мирное соглашение. Он отступает в сторону, пропуская меня наружу. Я выхожу в лучи солнечного света, и Джеймс не следует за мной. Сколько же еще мне понадобится подтверждений тому, что он вовсе не на моей стороне?

На следующий день мистер Амадо собирает наши статьи. Когда приходит моя очередь, я впадаю в панику. Прошлой ночью я сдалась и снова их просмотрела, попытавшись добавить несколько заключительных штрихов, но на шкале совершенства они все равно находятся ближе к отметке «отстой», чем к отметке «великолепно».

— Спасибо, Софи, — спокойно произносит мистер Амадо, дергая за листки, потому что я продолжаю сжимать их в руке. — Я их забираю.

Лишенная выбора, я разжимаю руку, с трудом удерживаясь от мелодраматического крика «Неееееет!», когда он удаляется, направляясь к остальным ученикам. Я замечаю, что Линдси не колеблется ни секунды, когда приходит ее очередь; она гордо вручает ему пачку листочков, улыбаясь сияющей улыбкой. Мистер Амадо улыбается ей в ответ. «Стирание памяти и другие способы добиться успеха в журналистике: краткое изложение». Возможно, мне стоило попросить Джеймса стереть память и мне.

Я рискую взглянуть в конец класса, где за самой дальней партой притаился Джеймс, который теперь сидит, подперев щеку рукой, и со скучающим видом наблюдает за происходящим. Он торчит на этом месте на всех моих уроках, за исключением английского, где он отвоевал место ровно между мной и Владом и сидит на стуле так прямо, что мне не видно даже макушки Влада. Со времени вчерашней ссоры в коридоре мы не обменялись ни словом, хотя сегодня, когда он поймал мой взгляд, мне показалось, что я заметила слабое подобие улыбки на его лице, после чего он снова натянул на лицо бесстрастную маску.

Мистер Амадо заканчивает обход, складывает статьи и садится на край своего стола. Я снова переключаю внимание на переднюю часть класса.

— Это отлично, ребята, — говорит он. — В четверг мы начнем делать макеты на компьютерах, и не забудьте, если вы захотите освежить свои навыки работы в InDesign, до конца недели после уроков я буду проводить занятия по повышению квалификации. — Он хлопает в ладоши, что на его языке аналогично барабанной дроби. — Но теперь я хотел бы проверить ваш настрой после выполнения первых заданий и устроить мозговой штурм по поводу идей для следующих номеров. И помните, это свободная дискуссия, и я здесь выступаю только в качестве сенешаля, чтобы помочь вам.

— А что такое «сенешаль»? — спрашивает Нил.

Усы мистера Амадо вздрагивают. Еще раньше я заметила, что во время обхода Нил протянул ему пачку комиксов вместо статьи о пропавшей крови. Само по себе это, конечно, неплохо, но помимо прочего это означает, что уровень разочарования поведением Нила стал у мистера Амадо еще выше.

— Помощник, Нил, — отвечает он. — Помощник.

— Я хочу продолжать делать репортажи о женском спорте, — говорит Марк Эчоллс, пока кто-то другой не успел застолбить его территорию.

— Я предвидел это, Марк, — отвечает мистер Амадо. — И я не вижу причин, почему бы тебе не...'— Он останавливается, заметив мою поднятую руку. — Софи?

Конечно, я бы предпочла предложить мой план, говоря с ним с глазу на глаз, но, похоже, мне придется сделать это прямо сейчас, раз мистер Амадо за выходные успел завести привычку избегать меня.

— Я думала, что, может быть, в этом году мы можем перераспределить обязанности, — говорю я. — Я хочу сказать, Марк, ты, безусловно, отлично разбираешься в женском спорте, но ведь ты уже очень давно этим занимаешься. Я всю жизнь пишу аналитические статьи, а Эмма всю жизнь пишет гороскопы, так что недавно мне пришло в голову, что, возможно, мы могли бы освежить газету, если бы каждый привнес в статьи какие-то новые идеи.

Я запинаюсь, осознав, что почти все мои одноклассники свирепо на меня уставились. Ну, все, кроме Линдси. Она изо всех сил старается выглядеть вдохновленной, несмотря на Эмму Коннелли, которая нашептывает ей что-то на ухо — что- то ядовитое, я уверена, — и Джеймса, который наблюдает за происходящим с гораздо большим интересом, чем за чем-либо еще, что происходило сегодня.

— Кроме того, мы сможем посылать в газеты колледжей и университетов более интересные материалы, — торопливо заканчиваю я. — И у нас будет настолько больше опыта!

— Звучит весьма разумно, — замечает мистер Амадо. Он пытается говорить небрежно и бодро, но я вижу, что идея ему очень нравится. — Что думают остальные?

— Но я все лето читала «Знаки любви» Линды Гудман! — возражает Эмма, отлипая от Линдси и оставляя на ее плече завитки своих темных волос. — И зачем я это делала, если теперь мне придется по три тысячи раз подряд смотреть школьные спектакли?

— А я всегда писал о женском спорте, — поддерживает ее Марк. — Они доверяют мне.

Остальные ученики тоже издают глухой ропот. Мистер Амадо смотрит на меня с невиданным ранее восхищением на лице и затем произносит слова, которые мне так нужны сейчас.

— Но, ребята, неужели вы не хотите попробовать что-то новое? — спрашивает он.

— Нет, — решительно отвечает Марк, важно поправляя на носу очки.

Нужно было подождать и поговорить с мистером Амадо наедине. Не то чтобы он боялся показаться диктатором, но он точно не пойдет против всего класса. А если мне не отдадут рубрику про женский спорт, то я вообще не представляю, с чего начинать поиски...

— Я думаю, это отличная идея, — вступает в спор Линдси, — я, например, освещаю почти все волонтерские движения, и это здорово и все такое, но, возможно, я что-то упускаю, потому что у меня уже замылился глаз. И я не понимаю, почему бы нам не попробовать это хотя бы с одним- двумя номерами.

Она улыбается мне, и меня переполняет благодарность, смешанная с чувством вины, поскольку ее насильно лишили права сердиться на меня. У меня такое чувство, словно мне сошло с рук что-то, за что я вообще-то должна была быть наказана.

— Итак, один голос «за», — говорит мистер Амадо, — и два голоса «против». — Он скрещивает на груди руки в клетчатых рукавах и откидывается на спинку стула. — Кто еще «за»? — с надеждой спрашивает он.

Большинство новых членов команды из десятого класса поднимают руки вместе со мной. Линдси тоже вытягивает руку, очевидно желая на всякий случай завоевать расположение мистера Амадо, не говоря уже о надеждах на место главного редактора.

— Итого двенадцать «за», — заключает мистер Амадо и медлит немного, считая тут же вздернувшиеся руки «против». — Хорошо. И одиннадцать «против». Остался кто-то не проголосовавший? — спрашивает он и затем сдвигает брови. — Нил?

Нил поднимает голову и трет рукой щеку, оставляя на ней разводы синих чернил.

— А о чем мы говорим?

— О том, хотим ли мы перераспределить обязанности для следующего номера.