— Ну и че! — Дед скинул прямо на пол телогрейку, шапку, сел на табуретку возле двери, стянул с ужасающим кряхтением сапоги с ног и снова повторил: — Ну и че! Целовалась, знать, так надо было! Чего Лехе можно, а Варьке нет?! Несправедливо, понимаешь!

— Что Лехе можно? — уже догадываясь, куда тот клонит, откликнулась Даша.

— Баб возить в дом этот ваш можно, вот что! — фыркнул дед Щукин с откровенной злобой. — И жить не живет, понимаешь, и дом не бросает.

Понятно! Щукина давно и прочно душила жаба, и чесались руки на доски, которым был дом обшит. Да и рамы со стеклами пригодились бы в его хозяйстве. А тут хозяевам вздумалось использовать хату не по назначению.

— А кого привозил в дом хозяин? — Гарик тут же отвернулся от Даши, словно отгородился от нее невидимой стеной.

— Баб! — возмущенно фыркнул дед, высмотрел на столе хлебные крошки, пустую миску из-под щей, понял, что гостей угощали в его отсутствие, и тут же разозлился пуще прежнего. — Давай, что ли, пожрать хозяину! Раскомандовалась тут…

Бабка Щукариха засуетилась, виновато шмыгая носом. Сноровисто накрыла на стол и тут же без лишних слов и переходов принялась гостей выпроваживать. Правда, Прокофьеву удалось, перед тем как уйти, выяснить, когда и с кем приезжал в старый загородный дом Алексей Коновалов. И то, что он услышал от стариков, совершенно не понравилось ни ему, ни Дарье. Получалось, что приезжал он туда как раз накануне того дня, как его сочли пропавшим вместе с кейсом, полным денег. Или как раз в тот самый день…

— Это ни о чем еще не говорит! — вспыхнула Даша, злыми глазами полосонув по Прокофьеву, со странным сопением натягивающему у порога куртку. — Кто видел конкретно Лешку? Кто?! Вы видели?!

Дед Щукин от ее гневной речи втянул голову в плечи. Хлебал щи, с громким чавканьем глотал куски баранины, щипал хлеб прямо от буханки и молчал какое-то время. Надо полагать, обдумывал свой ответ.

Додумался наконец. Выдал, обмахнув сальный рот тыльной стороной ладони.

— Леху, честно, не видал. Видал его машину, я же ее признаю даже в потемках. — Дед Щукин виновато шмыгнул носом. — Машина подъехала прямо к дому. Баба вышла. Молодая, красивая. Ножищи, как у цапли.

— А дальше? — поторопил его Гарик, потому что дед внезапно замолк.

— Ну… А дальше я убег. — Дед Щукин глянул на Дашу исподлобья. — Я вон у их хотел скамейку уволочить. А че! На кой она им, скамейка? Одно сгниет. Ну а вижу, Лехина машина подъехала. Я затаился. Баба вышла и потопала к крыльцу. Я и того… Убег. Думаю, Леха выйдет, начнет гавкать. Оно мне надо?

Итак, в ту ночь Лешка, значит, отыскал свою Лили? Приехал с ней на своей машине и забрал ее с улицы Корчмной? Но Валентина же говорила, что он не застал Громыхину! Как тогда получается? И главный вопрос, который не давал Даше покоя: как Лешкина машина оказалась потом в гараже?

— Ну не знаю я! — воскликнул Гарик Прокофьев, выходя на улицу следом за ней. — Знать бы все ответы…

Они как раз дошли до его иномарки, когда за крайними домами показались две милицейские машины.

— О, вот и наши, — проговорил он и вздохнул с печалью. — Хотя уже и не наши как бы.

Друг Иван Мазурин выскочил из милицейского «уазика» первым. Подошел к ним, внимательно оглядев Дарью, поздоровался с обоими. Кивком указал на дом и спросил:

— Там?

— Там, — кивнул Гарик, потихоньку из-за плеча друга рассматривая вновь прибывших. — Знают про меня?

— Знают, — коротко кивнул Мазурин. — Не переживай. Все под контролем. Что нарыть удалось, говори мне. Там-то слушать не станут.

Гарик Прокофьев неожиданно разнервничался. Очень уж не хотелось ему говорить о своих соображениях при Даше. Ей могло что-то не понравиться. Правильнее, могло не понравиться все из того, что он скажет. Но и отсылать ее теперь, когда она стояла бок о бок с ним, тоже было неудобно. Пришлось говорить…

Первое, что пришло ему на ум, когда он осматривал при скудном освещении труп молодой женщины, — это было то, что умерла она не здесь. Почему так подумал? Да потому что нигде ни единого следа крови. Разве могло такое быть при том, что ей перерезали горло? Нет, конечно. Где-то да брызнуло бы. Крови не было ни в сенцах, ни в комнате, а вот на крыльце…

На крыльце он обнаружил три затертых пятна характерного бурого цвета. Получается, что…

Дальше…

Оглядев все вокруг дома, Прокофьев обнаружил в одном месте сильно примятый бурьян. Примят он был так, как будто что-то в том месте тащили волоком. И редкий снежок, чуть припорошивший землю, не смог прикрыть характерных изломов сухих стеблей.

Потом…

Со слов соседей, единственных обитателей здешних мест, этот необитаемый дом в последнее время стал весьма обитаем.

Приезжал вроде бы сам хозяин на собственной машине. Приезжал с молодой, красивой, длинноногой девушкой. Девушка выходила из машины, а вот хозяин нет. Не видели его старики. Машина потом каким-то странным образом оказалась в гараже, а вот хозяин пропал, как в воду канул. А девушка по описаниям очень подходит под описание того трупа, что разлагается теперь в подполе.

Приезжала также жена хозяина. Приезжала на крутой машине с красивым, статным молодцем — именно так отрекомендовали его старики. Печалилась чему-то и печаль свою топила в поцелуе с этим молодцем.

— Пока все, — через силу выдавил Гарик Прокофьев, боясь поднимать взгляд на помертвевшую Дарью.

— Интересно… — задумчиво обронил Мазурин, пожал руку другу и попросил: — Ты уезжай пока, Прокопий. Мы тут сами пока. Потом созвонимся, и я поделюсь с тобой тем, что наши нароют. Что эксперт скажет, и все такое. Давай. До встречи…

Он повернулся к ним спиной и пошел к загородке, где курили и вполголоса переговаривались его коллеги. Тут же паслись и Щукины, вызвавшиеся стать понятыми.

— Пойдешь туда? — спросил Гарик, испытывая жуткую неловкость.

Ну почему все должно было оказаться именно так? Почему именно она — сестра этого Алексея Коновалова, который, судя по всему, укокошил свою подружку и смылся с деньгами в неизвестном направлении? Почему обязательно ее брат оказался вором и убийцей, причем с отягчающими вину обстоятельствами?

— Нет, не пойду, — еле выдавила из себя Даша.

— Ты же хозяйка, — удивился Гарик.

— Не пойду все равно, — заупрямилась она. — Пускай Варьку вызывают. Она сюда дорогу уже знает. Не пойду. Поехали.

Пока она еще с ним более или менее нормально разговаривала, Гарик решил ни на чем не настаивать.

Они загрузились в машину и поехали. Всю дорогу снова молчали. Даша измучилась вся в своих страданиях. Гарик измучился от того, что она страдает. Ее он больше не подозревал ни в чем. Она не могла быть сообщницей своего брата. Не могла, и все! Кому хочется, пускай доказывают обратное. Он не станет. Он просто станет искать убийцу и похитителя денег. И вот еще что особенно не давало ему покоя…