– Мадам Тереза отправила вас вместо слуги, потому что вы деревенская?

На его лице появилась усмешка, которую мне тут же захотелось стереть пощечиной.

Но я лишь изящно улыбнулась:

– Ха-ха, очень смешно! Только вы неправильно поняли. Я вызвалась сама, потому что речь идет о письме из Оверни. И оно касается непосредственно меня.

Светлые рысьи глаза Тристана внимательно рассматривали меня, словно пытались прочесть мысли. По правой щеке спускался длинный шрам.

– Понимаю. Вы тоскуете по дому, – заметил юноша.

Сейчас его слова – не провокация и не словесный поединок под взглядом Барвока. В пустынном коридоре мы одни.

– Нет, вовсе нет.

– Вы сильная, если сумели забыть свою провинцию всего через несколько дней, как покинули ее. Намного сильнее меня. Вот уже два года, как я учусь здесь, в «Гранд Экюри». Но до сих пор скучаю по бескрайним лесам своей страны. Они оставили неизгладимый след в моем сердце… и на теле.

Он дотронулся до шрама. Не в попытке скрыть недостаток, которого стыдился. Скорее то был неосознанный жест, чтобы прикоснуться к воспоминаниям.

– Однажды ночью, возвращаясь с охоты, я столкнулся лицом к лицу с медведем. Пришлось сразиться с ним голыми руками. Никогда в жизни я не был так близок к смерти. И, как ни странно, никогда не чувствовал себя таким живым.

Он вздохнул:

– Факультет поставил диагноз: малокровие, хандра. В наших лесах у меня постоянно бурлит кровь во время смертельных схваток. Мое сердце всегда радостно билось во время долгой охоты в одиночку. Но здесь, в Версале, черная желчь распространила свой смертельный яд. Я задыхаюсь, словно в клетке. Иногда по вечерам плачу, мечтая об Арденнах…

Столь неожиданное признание потрясло больше, чем замысловатая игра слов на ужине и убийственный сарказм. Чтобы сразиться с медведем, да голыми руками, нужна смелость. Еще больше мужества требует признание, что плачешь. Особенно здесь, в этих стенах, где любое проявление слабости ведет к наказанию.

Этот странный аристократ родом из леса, как и я… Он – одинокий охотник, как и я. У нас одинаковая гуморальная история… Может, найдутся и другие общие черты? Не желаю думать об этом…

Если только использовать юношу в своих целях! Конечно!

– Никому не говорите, но не думаю, что смогу найти место при Дворе. Мать отправила меня сюда, чтобы я представлял семью Ля Ронсьер. Она – практичная женщина, умело управляет нашими владениями после смерти отца. Я послушно делаю все, что она велит. Но моя душа просит свободы…

– Как и моя, – заверила я его, желая укрепить связь между нами. – Признаюсь, что солгала, сказав, что не тоскую по дому. Мы с вами похожи. Оба – жители сельской местности. Давайте держаться вместе.

С лица юноши сошла усмешка. Прекрасно: я делаю успехи!

– Вот мы и пришли.

Тристан постучал в дверь три раза.

– Войдите, – разрешил хмурый голос.

Мы вошли в комнату, заставленную аккуратно подписанными ящиками. Пожилой мужчина в черной, как смоль, ливрее расположился за секретером, на котором лежала толстая тетрадь. Он, по всей видимости, был занят счетами.

– Диана, это Фюлбер, первый камердинер мужского крыла, – представил Тристан.

– Доброе утро, месье. Меня прислала мадам Тереза. Я хотела бы узнать: прилетел ли ворон из Оверни… из Клермона, если быть точной.

Фюлбер внимательно посмотрел на меня поверх очков. Затем, взяв другой журнал, начал его пролистывать.

– Клермон… Клермон… – бормотал он. – Нет, ничего не вижу. Только почта из Плюминьи. Впрочем, как и каждый день. Желаете, чтобы я сообщил, если мы что-нибудь получим?

– Буду признательна.

Я присела в реверансе, чем развеселила Тристана.

– Вы – странная: кланяетесь перед слугой, – сказал он, когда мы вышли из кабинета. – Ведете себя – не как все.

– Реверанс перед камердинером меня безумно забавляет! – притворилась я, стараясь загладить свою оплошность. – Я люблю все делать по-своему.

– Действительно, я это понял. Ваша выходка две ночи назад яркий тому пример. Настоящая охотница на вампиров!

Сердце мое остановилось:

– Что вы имеете в виду?

– То, что вы охотились за возлюбленным среди бессмертных.

Фух! Тристан ничего не знал о неудавшемся покушении. Он просто имел в виду нелепую историю любви к вампиру. Надо же! Слухи долетели и до мужского крыла.

– Не верьте сплетням, шевалье де Ля Ронсьер, – поддела я его, поднимаясь по парадной лестнице.

– Нет, конечно. Предпочитаю получать информацию из первых рук. Надеюсь, сегодня вечером мы окажемся за одним столом. Очарован вашим обществом и смею думать, что вы не слишком возражаете против моего…

…даже если я лишен знойной привлекательности повелителя ночи.

Его широкая улыбка окрасилась новыми эмоциями. Я улыбнулась в ответ. Юноша проявил интерес? Отличный козырь в моих руках! Без колебаний сыграю с рыцарем в сердечную игру, чтобы достичь своей цели.

* * *

И следующий день прошел в тягостном ожидании.

Лекция Барвока о длине шлейфа в соответствии с положением при Дворе навевала сон. Только Тайфун на уроке верховой езды немного успокоил меня. Конь гибкой рысью следовал за другими лошадьми, будто берег всадницу. Держась за гриву, я шептала слова благодарности ему на ухо.

– Ваша посадка плачевна, Гастефриш! – ругался Главный Конюший, изыскивая малейшую возможность придраться ко мне. – Вы словно жаба на табачной коробке! И прекратите это гротескное бормотание. Не забывайте о том, где находитесь. Только извозчики разговаривают с лошадьми!

За ужином я не принимала участия в разговорах, через окно парадного зала наблюдая за вороньем в верхней части птичьего вольера. Пока не стемнело так, что стало трудно что-либо разглядеть.

Ко времени отхода ко сну новостей о почте не было. В эту ночь, как и в предыдущую, я без конца ворочалась. Тревожные мысли теснили грудь. Было душно.

Разумно ли я поступила, попросив Фюлбера предупредить меня? А если моя наглость дойдет до ушей директора?

Когда на далекой колокольне раздались двенадцать ударов полуночи, я, не в силах больше томиться в постели, отодвинула тяжелый балдахин и на цыпочках вышла в темный дортуар. В одном пеньюаре прошла в коридор. Здесь было пустынно. Ночью швейцарские гвардейцы покидали женское крыло и переходили на нижние этажи.

Я дошла до ближайшей умывальни, никого не встретив на пути. Широко открыла окно. Наконец-то! Свежий воздух! Ветерок погладил лицо, донося отдаленные звуки ночного веселья дворца.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и впервые за два дня я осмелилась прямо посмотреть на колья ворот с выставленными на них трофеями. На головы моих близких и настоящей Дианы де Гастефриш. В отличие от яркого солнца, без прикрас обнажающего страшные подробности, мягкий свет луны окутал их туманной, почти сказочной аурой.