– Я тоже ничего не могу сказать, – ответил Гамаш.

– Что-то случилось с Рейн-Мари, – не отступал Габри. – С ней все в порядке?

– Да.

– Ну слава богу. Но кто-то… – Он махнул рукой в сторону церкви и еще одного агента полиции.

Гамаш покачал головой и заметил, что к ним направляются другие люди во главе с Леа Ру и Матео.

– Вы идите, я с ними разберусь, – сказал Габри.

Он повернулся и пошел им навстречу, давая Гамашу и Бовуару время сбежать.

Женщина-полицейский, охранявшая вход в церковь, ждала их. За ее спиной виднелась маленькая, обшитая вагонкой церквушка. Милая. Неопасная. Как и тысячи других в деревнях по всему Квебеку.

Только эта церковь хранила не мощи, не палец или зуб святого, а целое тело.

Мертвое существо из иного времени.

Изабель Лакост, глава отдела по расследованию убийств, появилась в тот самый момент, когда Гамаш и Бовуар подошли к церкви. Ее машина, а с нею и фургон криминалистов, ехавший следом за машиной местной полиции, остановились неподалеку.

Криминалисты выгружали оборудование, пока Гамаш, Бовуар и Лакост проводили короткое совещание.

– Можешь снять отпечатки пальцев отсюда? – Гамаш протянул агенту ключ в салфетке.

– Расскажите, что вы знаете, – сказала Лакост, обращаясь к Гамашу.

Бовуар спрятал улыбку, подумав, отдают ли они себе отчет в том, что именно с этой фразой Гамаш обращался к агентам, когда возглавлял отдел.

– Мы туда еще не заходили, – ответил старший суперинтендант. – Мадам Гамаш нашла тело в церковной кладовке, после чего заперла церковь. Оказалось, это кобрадор.

– Кто? – спросила Лакост.

Гамаш, уже свыкшийся с этим существом, забыл, что Изабель Лакост ничего о нем не знает.

– Сама увидишь, – сказал он.

– Сделано. – Криминалист вернул большой ключ Гамашу, и тот передал его Лакост.

Поднявшись по лестнице, Гамаш отступил в сторону, а Лакост открыла дверь и вошла внутрь в сопровождении криминалистов. Пока они проходили мимо него, Гамаш повернулся и посмотрел на деревню и ее жителей.

Они выстроились полукругом у бистро. С того места, где он стоял, это было похоже на выражение общественного неодобрения.

Повалила снежная крупа, то ли снег, то ли ледяной дождь. Но они продолжали стоять там, глядя в сторону церкви. Темные фигуры вдали. Они не двигались. Смотрели на него.

Наконец он зашел в церковь. Туда, где предлагали мир, спокойствие и убежище даже старухе, которая молилась за Сына Утра.

Гамаш спустился по лестнице в темноту.

* * *

Цокольное помещение представляло собой довольно большое пространство с потертым, исцарапанным линолеумом на полу, звукоизолирующей плиткой на потолке, кое-где подпорченной водой, и обшивкой под дерево на стенах. У стен стояли стулья и длинные столы со сложенными ножками.

Изабель Лакост огляделась, острым взглядом отметив тот факт, что другого входа тут нет, а окна хотя и имеются, но на них такой слой грязи, что свету или незваному гостю проще пройти сквозь стену.

Но если не говорить об окнах, в остальном здесь было чисто. Не засорено. Даже не пахло плесенью.

В дальнем конце помещения располагалась кухня с оборудованием. Сбоку была открытая дверь.

Лакост повернулась, услышав знакомые шаги, и увидела спускающегося по лестнице Гамаша.

Он жестом пригласил ее пройти к открытой двери.

– Кладовка, – пояснил он, пока они шли. – Мадам Гамаш спустилась туда в поисках вазы. Там она его и нашла.

– Когда это было?

– Приблизительно без четверти два. Она заперла дверь и позвонила мне сразу же, как только вернулась домой, а инспектор Бовуар тут же позвонил тебе.

Они оба инстинктивно посмотрели на часы. Три пятнадцать. Прошло полтора часа.

Арману приходилось бывать в цокольном помещении церкви. Здесь устраивались похоронные приемы. Здесь готовились свадебные пиршества. Здесь собирались члены бридж-клуба, проходили различные занятия, проводилась распродажа домашней выпечки.

Это было уютное помещение, на которое не влияли ни время, ни мода.

В кладовку Гамаш никогда не заходил и даже не знал о ее существовании.

Старший суперинтендант Гамаш остановился на пороге, не входя внутрь. Там и для криминалистов-то не было места.

Горели лампы дневного света, не выключенные Рейн-Мари. Единственное освещение в маленьком пространстве. Окна отсутствовали. Пол был земляной, без покрытия.

Вдоль стен стояли грубо сколоченные деревянные полки, на которых виднелись несколько ваз, старые, покрытые ржавчиной жестяные банки и стеклянные банки с помутневшими консервированными овощами и фруктами.

Гамаш увидел и оценил все это, но его внимание привлекло то же, что привлекло и всех остальных, – черный неподвижный ком в углу, будто что-то появившееся из земли, выдавленное из нее.

Большая черная глыба.

Изабель Лакост повернулась к Гамашу, озадаченная:

– Это кобрадор?

– Oui.

Бовуар тоже стоял у дверей, дрожа от нетерпения. Он хотел войти, присоединиться к криминалистам. Но когда Гамаш сделал шаг назад, то же самое сделал и он.

Приехала коронер и, поздоровавшись с Гамашем, посмотрела на Бовуара:

– Миленькие очочки.

Потом доктор Шарон Харрис прошла мимо них в кладовку.

– Видишь, они ей понравились, – машинально сказал Гамаш. – Они нам всем нравятся.

Бовуар отошел в сторону. Ему было тяжело стоять без дела, и он начал ходить вдоль стен большого помещения, словно хищник в клетке. Хищник, почуявший кровь.

Когда произвели фото- и видеосъемку и взяли образцы, доктор Харрис опустилась на колени рядом с телом.

– На нем маска, – сказала она и оглядела стоявших вокруг.

Лакост тоже встала на колени, чтобы лучше видеть, агент с видеокамерой опустился рядом с ней.

* * *

– Я должен вас предупредить, – сказал прокурор. – Это тяжелое зрелище. Возможно, вы захотите отвернуться.

Все в зале суда подались вперед.

На видео (изображение немного подрагивало, но было четким) Изабель Лакост, ее заместитель и доктор Харрис склонялись над черным предметом.

Старший суперинтендант Гамаш шагнул вперед и опустился на колени рядом с Лакост. Виднелась тень еще одной фигуры – инспектора Бовуара.

Потом камера наехала на эту черную глыбу.

Какие-либо детали различить было трудно, пока камера не приблизилась еще больше и не сфокусировалась на маске.