– Не советую, – нахмурился он, и кочергу я начала искать взглядом. Ибо улыбка самого главного стража была не так страшна, как напряженный оскал.

– Урген Врадор, держите себя в руках, – подал голос задохлик и подкинул вверх знакомый клубок из петель.

Не знаю, что так смутило Врадора: кочерга или клубок, но скалиться он перестал и до треска сжал мою корзинку.

– А ну, дайте сюда! – с трудом вырвала любимицу из потемневших и заострившихся пальцев стража. – Я не для вас ее покупала. И нечего зубами скрипеть и глазами зыркать. Хотели бы другого приветствия, не пропадали бы!

– Я пропадал по важным вопросам. А вот вы… где вы гуляли? – И, не давая ответить, он поднялся из кресла, навис надо мной, процедил: – Вас видели близ Верхней Академии Мастеров сегодня, вчера, позавчера и поза-поза…

– Последние четыре дня, – подсказала я. – А что, мне ходить там нельзя?

– Конечно, нет. Это недопустимо. Вы должны следить за одержимым! – припечатал он с высоты своего немалого роста.

– И это мне говорит куратор-враче-адвокат! – Я отложила корзинку и уперла руки в бока. – Сами-то вы три в одном и ни за одно не в ответе! И что это за вопросы такие, что отследить меня вы успели, а Реггена проведать не смогли?

– Полнолунные, – ответил глава контроля, блестя глазами, а еще женской помадой на подбородке, шее и воротнике мундира. – С этого дня вы, Ося, отвечаете за отчеты о графе Лофре. Жду вас каждый день в своем кабинете до девяти вечера.

– А почему только до? К нам вы обещали являться после двенадцати! – возмутилась я, когда этот наглец ошрамованный легко вскрыл портальные ячейки на двери и заменил мой выход в парк на выход в свой кабинет.

Мстительный жмот! Лишил меня прогулок в центре и прямо-таки лучился ехидством.

– Потому что после… у меня дела.

– У ваших дел помада потекла, – ответила я мстительно и указала стражу на выход. – До вечера!

– Ося! – в очередной раз окликнул задохлик, но я лишь отмахнулась. Дождалась ухода незваного гостя и решительно произнесла:

– Одевайтесь, Регген, мы идем разбираться.

– С кем? – спросил он, даже не пытаясь подняться. – Куда и зачем?

– С негодяем, решившим на мне поживиться! Не для того я пирожки пекла, чтоб на мне какая-то гадость спекулировала и продавала товар по взвинченной цене!

– А это плохо?

– Да! Он обрубит оборот и отвратит от выпечки студентов. – Я сама натянула на Реггена пиджак, плащ и взялась за сапоги. Тугие, сволочи, но ничего, я справлюсь, а попутно и объясню. – Купить десяток пирожков за тридцать четыре медяшки в столице, да еще в Верхней Академии Мастеров, можно лишь за счет капусты. Она у нас бесплатная, так что в цену не идет, – натянула на мага один сапог и со вздохом утерла лоб. – Не все возьмут десять пирожков, многим хватит и трех-четырех по… четыре медяшки, – округлила я для ровного числа. – Так что останутся деньги на компот, проезд, какие-нибудь мелочи и черный день.

– То есть их экономия – еще один стимул к покупке пирожков?

– Да! В то же время удвоенная цена – это удвоенные траты студента. А между пятью пирожками и студенческим пайком выбор несложный. Итого, спрос упадет, студенты опять останутся голодными, а я без дела. И безделье это мне уже надоело! – сказала и легко натянула на графа второй сапог, оценила свои труды, улыбнулась. – Вставайте, Регген, время не ждет.

Он с тоской покосился на меня, затем на протянутую к нему ладошку, аккуратно сжал мои пальчики и вместо того, чтоб подняться, спросил:

– Ося, ты уверена, что тебе эти разборки нужны… и я вместе с ними?

– Еще как! Вы откроете портал, вы позовете Бурю. А с ним уж я легко найду нужного мужика. К слову, ружье ваше где?

Ружье-то он взял, но мне не отдал, стоял у стеночки, опирался на него и с кривой улыбкой смотрел, как я все растолковываю Буре. К счастью, ледяной был лишь на голову выше меня, шею ломать не пришлось, однако его невысокий рост совсем не способствовал взаимопониманию. Он дважды попросил повторить историю с самого начала, а затем задал абсолютно нелогичный вопрос:

– Почему вы решили, что он их продает?

– А что, съедает? – удивилась я, быстро подсчитав все проданное и подаренное: – Четыреста восемьдесят пирожков – не многовато ли на одного?

– Так он и не один. Он ими студентов кормит… в процессе образования.

– И ректор позволяет? – хмыкнул Регген.

– Не запрещает, так точно, – ответил охранник и с почтением вопросил: – Можно, я покажу ей на примере?

– Нужно. Я тут подожду.

– А может, вы в кузню вернетесь, к тюфяку… – начала было я, припомнив, с каким трудом тащила задохлика от стола до портала. Еще свалится здесь, несмотря на ружье, и как я потом его подниму?

– Тут, Ося. Идите. Я жду.

И мы пошли: Буря – загадочно улыбаясь, а я – думая о том, что, если граф таки свалится, его никто не поднимет. Побоятся подойти, разозлить и, как следствие, получить.

Коридоры с горгульями и химерами, как назвал стеклянных ящериц мой провожатый, сменились вначале закрытыми галереями, а затем и более узкими коридорами с тонкими колоннами, арочными сводами и стенами, сплошь покрытыми графическими рунами, плетениями, схемами и зарисовками эпизодов из жизни академии. Вот толпа студентов чествует какого-то парня, вот профессор утирает скупую слезу, вот взрыв, вот улетающий из-за взрыва маг-недоучка, вот надгробная доска… и все тот же профессор, вытирающий руки. Выражение лица не разобрать, но кажется мне, что на нем ехидная улыбочка знатока.

– Это что? – Я указала на рисунки.

– Сказания о Непутевом, – ответил Буря. – Так называют самонадеянных студентов, коим слова мастеров не указ, устав не документ, отчисление не смерть.

– И много здесь таких?

– Хватает, – улыбнулся он. – Мы пришли.

И действительно, остановились мы как раз напротив смотрового окна, что располагалось над огромным каменным лабиринтом со множеством странных железяк в коридорах и вялых студентов, что пытались эти железки собрать в нечто полезное. Где-то что-то вспыхивало, где-то кто-то ругался, однако общая атмосфера была отнюдь не напряженная.