– Что значит «у себя», – спросила она дрожащим голосом. – Инесса Леонардовна, вы думаете, я не знаю, что это за скрипка и сколько она стоит?

– Я не сомневалась, что ты умная девочка, – с улыбкой сказала Резанова. – Тася, пойми меня правильно. Я живу в сельской глуши и уезжать отсюда не намерена. Этот уникальный инструмент хранится в запертом футляре, хотя может и должен радовать слушателей.

– Но эта скрипка не для моего уровня! – горячо воскликнула Тася. – Она действительно должна радовать публику, но играть на ней должен Спиваков или Почекин, но точно не я. Инесса Леонардовна, я не могу согласиться на такое. Это неправильно. Я никогда не смогу соответствовать этому инструменту. Кроме того, ее могут украсть, я могу ее нечаянно сломать, испортить, а она принадлежит вашей семье. И груз такой ответственности мне не по силам.

– Тася, разумеется, ты права. Эта скрипка входит в наследственную массу, которая после меня достанется моим наследникам. Более того, я уже упомянула ее в завещании и определила, кому она достанется. Но дело в том, что я пока не собираюсь умирать, уверяю тебя. Здоровье у меня крепкое, суицидальных мыслей нет, так что лет пять еще я точно проскриплю.

В этом месте пожилая женщина позволила себе улыбнуться.

– Мы оформим юридический документ, в котором я передам тебе скрипку во временное пользование до тех пор, пока не решу забрать ее обратно, или до тех пор, когда то же самое сделает мой наследник. Когда это произойдет, ты ее вернешь, а до этого момента сможешь на ней играть. И если тебя волнует ее безопасность, то я тебя успокою. Скрипка застрахована.

– Очень утешает, – пробормотала Тася.

Сейчас, сидя на подоконнике, она периодически косилась на лежащий на кровати футляр, внутри которого дремало сокровище. Из ничего не значащей поездки в деревенское захолустье, затеянной для того, чтобы побыть с отцом, а точнее, не оставаться одной, она должна была увезти домой Кирилла Резанова и скрипку Страдивари. Оба приобретения были ценными, но грозили дополнительными проблемами. Проблем Тася не хотела.

Ей почудилось какое-то шевеление во дворе. Как будто кто-то прошел, стараясь остаться незаметным. Кто бы это мог быть почти в полночь? Впрочем, усадьба редко затихала полностью. У стоящих в стороне вагончиков, в которых жили рабочие, постоянно кто-то курил или просто сидел на крылечке, дыша ночным воздухом. Да и вообще, мало ли у кого может быть бессонница. Тем более в ночь, когда можно наблюдать поток Персеиды. Со Светланы станется пойти на улицу пялиться в ночное время, да и Елка вполне способна нарушить строгий материнский запрет.

На Тасин взгляд, девчонку слишком опекали, не давая ей ни капли самостоятельности. Сама она в свои восемнадцать лет была гораздо самостоятельнее. Впрочем, таких родителей, как папа, больше нет, поэтому она и выросла такой, какая есть. Тася зябко повела плечами. Ей вдруг показалось, что из темноты двора на нее кто-то смотрит.

Это ощущение возникало у нее в резановском поместье постоянно. Если бы она верила в существование призраков, как Елка, то сочла бы это одним из признаков их присутствия. Говорят, что когда в дом, где живут привидения, приезжает новый человек, то призраки присматриваются к нему перед тем, как вступить в игру или иной контакт. От этого и возникает ощущение, что за тобой наблюдают. Она засмеялась, потому что Кирилл рассказал ей о пристрастии Инессы Леонардовны к камерам видеонаблюдения. Их в поместье было много, а значит, и ощущение слежки казалось неизбежным. Нет никаких призраков. И привидений тоже нет.

К примеру, точно не привидение отпилило чугунный шар, чтобы сбросить его с крыши практически на голову писательнице Северцевой. Осип прервал их с Инессой Леонардовной дневную репетицию, чтобы доложить о выполненном поручении. Он поднялся на крышу и обнаружил то же, что до этого и отец – подпиленный металл. Вот только папа о том, что тоже обследовал место преступления, молчал. И Тася промолчала тоже. Она вообще умела держать язык за зубами.

Инесса Леонардовна разволновалась так сильно, что даже пришлось пить сердечные капли. Тася спросила, знает ли она, кто мог затеять недоброе, но пожилая женщина, отдышавшись, лишь сказала, что со всем разберется, потому что зло должно быть и будет наказано. Но кого конкретно хозяйка усадьбы имела в виду, Тася не знала, а гадать не хотелось. Надеялась только, что это не Кирилл. Слишком открытым и бесхитростным он был для того, чтобы орудовать ножовкой по металлу.

Пожалуй, пора ложиться спать. Тася слезла с подоконника и подошла к кровати, взяла в руки футляр со скрипкой. И куда ее положить? «Так и буду с ней носиться, как дурак с писаной торбой», – раздраженно подумала она. Нет, завтра поутру надо будет посоветоваться с отцом, а потом вернуть скрипку Инессе Леонардовне от греха подальше. Не нужен ей этот инструмент и связанные с ним проблемы.

Положив футляр на подоконник, на котором она совсем недавно сидела, Тася снова кинула взгляд в окно. Опять ей показалось, что там, на улице, кто-то есть, но ее это точно не касалось. Спать, спать, утро вечера мудренее. И вообще они завтра уедут домой, и там все будет совсем по-другому, без этого странного морока, который наводит на нее поместье.

Проснулась она рано, по воскресным меркам особенно. Часы на телефоне показывали шесть десять утра, но Тася чувствовала, что больше точно не заснет. Она вообще мало спала, потому что боялась проспать что-нибудь важное. Когда работаешь по десять-двенадцать часов в сутки и при этом хочешь еще не пропустить что-нибудь интересное, то привыкаешь не тратить лишнего времени на сон.

Мама ругалась, убеждая Тасю, что женщине для поддержания красоты нужно спать не менее восьми часов в сутки, но Тася отмахивалась от подобных глупостей. Вот когда ей исполнится столько же лет, сколько маме, она начнет думать о поддержании красоты, а пока ей и так отлично.

Соскочив с кровати, она подбежала к зеркалу и посмотрелась в него. Ну да, легла в половине первого, встала в шесть, а так и не скажешь. Ни тебе синяков под глазами, ни серого цвета лица. А все почему? Потому что тренированная. И чем себя занять в такую рань? Тася приняла решение искупаться. Живя в родительском доме в Излуках, она любила летом с самого утра сбегать на речку. Вода в это время суток была чистая-чистая, а еще тихая, даже рябь по ней не шла. Наверное, и в местном озере так же.

Кроме того, Тася понятия не имела, во сколько отец планирует отъезд. Пока все встанут и позавтракают, пока они решат насчет скрипки и переговорят с Инессой Леонардовной… Возможно, сразу после этого они и уедут, а значит, на последнее в этом году купание времени точно не останется.

Скинув пижамку, Тася натянула купальник, вставила ноги в шлепанцы, надела спортивный костюм. Утром уже было довольно свежо, хотя погода для середины августа стояла совершенно необычная. Завтрак в семь, значит, она успеет наплаваться вволю, а потом принять душ и уложить волосы. Если к ней присоединится папа, то будет еще лучше.

Прихватив полотенце, Тася вышла из комнаты и на мгновение замерла перед дверью спальни, в которой ночевал отец. Он уже точно проснулся, потому что Тася слышала его шаги по комнате и легкое покашливание. Она костяшкой указательного пальца постучала в дверь. Он открыл сразу, встал на пороге, не давая не только зайти внутрь, но и заглянуть в щель, перекрываемую его мощной спортивной фигурой. Отец был в джинсах и белой льняной рубахе, застегнутой не до конца. В распахнутом вороте виднелась его мощная волосатая грудь и лежащая на ней толстая цепь с пулей вместо кулона. Папа говорил, что эта пуля связана с важным в его жизни событием, и никогда ее не снимал.

– Тебе чего, Тайка? – спросил он. – Что-то случилось?

– Нет, я просто хотела спросить, не пойдешь ли ты со мной на озеро. Я решила искупаться.

– Решила – купайся, – согласился он. – Я, возможно, к тебе присоединюсь, но чуть позже.

– Ты что, занят? В такую рань? Пап, у тебя там что,