— Да неужели, — насмешливо скалится Уэйд, сложив руки на пивном животе.

— Вы видели мастерскую моей жены, детектив? Вам стоит взглянуть, чтобы оценить степень одаренности Элинор.

Некоторое время назад

— Что ты рисуешь, художница?

Элинор вздрагивает, едва не выронив из руки грифельный карандаш. Он, как всегда, подбирается бесшумно и застает ее врасплох.

— Не знаю, — она пожимает плечами. — Это пока только набросок. Четкие контуры появятся, когда я увижу его в своей голове.

— Его? — теплые ладони обхватывают женскую талию, сминая ткань длинной футболки.

— Это мужчина, — улыбается Лин, чувствуя прикосновение мужских губ к оголившемуся плечу.

— Не я?

— Тебе мало твоих портретов? — приглушенно смеется Элинор, жестом показывая на выстроенные в ряд у окна работы. У нее ушел почти месяц, чтобы закончить каждую, дополнить недостающие детали и довести до совершенного сходства с оригиналом. И теперьстоит только зайти в свою студию, все одиннадцать копий мужа смотрят на нее пристальными серыми глазами, и художница улыбается им в ответ. Это помогает ей справиться с одиночеством, пока настоящий Кристофер пропадает в офисе.

Да, ему пришлось вернуться к работе через неделю. Как он объяснил: удаленный формат не для него, слишком многие задачи требуют личного решения и участия. Элинор не спорила. Оказалось, что нет ничего плохого в том, что твоя жизнь полностью контролируется человеком, которому ты не безразлична. Человеком, который одержим тобой настолько, что ты невольно разделяешь с ним эти чувства, утопаешь в них….

«Самому важному человеку в моей жизни», — в этой фразе теперь ей видится так много смысла.

— Я не хочу, чтобы в твоей голове появились другие мужчины, — ревниво отзывается муж. Она уже знает, что он специально подтрунивает над ней, отлично понимая, кто занимает все ее мысли.

— Им неоткуда взяться. — улыбается Эль. — Поэтому я и застряла на обезличенном силуэте.

— Почему бы тебе не нарисовать то, что ты действительно хочешь увидеть?

— Например?

— Джонаса и Милли, — осторожно произносит Крис, натягивая одним махом самые болезненные стальные нити, прошившие насквозь израненное сердце.

— Не надо. — Элинор напрягается, кровоточа изнутри и словно наяву ощущая, как колючая броня прорезает кожу острыми шипами. — Зачем? — высвободившись из крепких объятий, она поворачивается к мужу.

— Я слышу, как ты плачешь, сбегая сюда по ночам, — негромко объясняет он. — Я хочу увидеть их твоими глазами, — Крис мягко берет ее за подбородок, поглаживая пальцами скулы. — Это поможет мне представить, что ты чувствуешь.

— Ты никогда не сможешь представить то, что чувствую я, — с горечью бросает Лин и, швырнув карандаш на пол, отходит в сторону. — Ты их не терял, — добавляет, разворачиваясь к окну.

— Я знаю, что значит терять, Эль, — негромко отзывается он, вновь приближаясь к женесо спины. Мягко сжимает хрупкие плечи, прислоняя к своей груди. — Я способен понять многое.

— Да, способен, — выдыхает она соглашаясь.

— Я не хочу, чтобы ты страдала, но это не закончится, пока ты не перестанешь держать боль в себе. Не прячь, а выпусти ее, Эль.

— Я попробую. — помолчав, сдается Лин. — Не сегодня.

— Я и не прошу тебя делать это прямо сейчас. У меня к тебе другое предложение на этот вечер.

— Закажем ужин? — спрашивает Лин и тут же прикусывает себе язык. Как можно так глупо все испортить? Она же отлично знает, что после той ужасной драки в гостиной всю еду, продукты и другие необходимые вещи им доставляет Дональд. Они никогда не обсуждали этот момент, но Лин и без объяснений понимала, почему Кристофер применил подобные меры.

— Давай поднимемся на террасу. Я достал немного марихуаны, — проигнорировав ее промах, непринужденно заявляет Крис.

— Предлагаешь мне выкурить косяк? — ошарашено уточняет Лин.

— Брось, малыш. Не будь занудой. Это безопасно и разрешено во многих странах.

— Что еще я о тебе не знаю, Кристофер Хант? — разворачиваясь в его объятиях, интересуется Элинор. Он расслабленно улыбается, а ее взгляд медленно изучает его правильные сдержанные черты, утопая в двух серых кратерах. — Наверное, ничего. — тонкие пальцы нежно гладят его скулы. — Абсолютно ничего.

— Холодно, — зябко поежившись, жалуется Лин.

Обхватив покрывшиеся пупырышками плечи, она проходит босыми ногами по бортику подсвеченного подогреваемого бассейна. От поверхности воды поднимается пар, создавая прозрачную дымку. Так тихо, что слышен малейший звук, шелест, вдох. Черное небо, недовольно хмурясь, смотрит на них мерцающими золотыми звездами, обдувает холодным ветряным дыханием, бессовестно забираясь под длинную футболку, не церемонясь щиплет сжавшиеся соски, так же нагло, как обычно это делает Кристофер.

— Чертовски холодно, — повторяет Лин удивляясь, как умудрилась согласиться на дурацкое предложение мужа. И как обычно, не додумалась одеться потеплее.

— Хочешь согреться — ныряй, — двигаясь за ней след в след подначивает Крис.

— Я плохо плаваю, а тут большая глубина. — Лин передергивает плечами, подойдя вплотную к прозрачному ограждению на краю крыши. Оно едва достает до пояса. Хлипкая защита от случайного падения. Или неслучайного. Она оглядывается, встречая серьезный взгляд мужа, изучающий ее голые ноги, едва прикрытые от ночной прохлады.

Открытая терраса на крыше способна защитить только от дождя стеклянным навесом, но для ветра никаких преград не предусмотрено. В жаркие дни — это приятный бонус, а в прохладные — легко можно заработать простуду.

— Ты отлично плаваешь, Эль. Я сам тебя учил, — в стальных глазах клубится сера, челюсть выдает внутреннее напряжение. — Память снова изменила?

— Извини, — вырывается у нее, но на самом деле она не чувствует сожаления.

Как он не понимает, что ей это нужно? Постоянное подтверждение, что ее новый мир реален? Она ежесекундно заставляет себя поверить и принять, но не выходит, не складывается. В этом ребусе не хватает одного существенного кусочка пазла — трех лет, проведенных в параллельной реальности. Лин уже трижды пересмотрела «Эффект бабочки», но так и не приблизилась к разгадке собственной истории.

— Сколько еще проверок я должен пройти, чтобы ты прекратила меня тестировать? — с легким раздражением уточняет Кристофер. Градус его злости еще не ушел в минус, а значит, волноваться рано. Развернувшись, Элинор упирается локтями в хлипкую преграду, ловя предупреждающий взгляд мужа.

— Отойди! — требует он, расстилая теплый плед на широком шезлонге.

— Боишься, что упаду? — улыбается Лин, ощущая легкое головокружение. Кислород здесь совсем другой, разряженный, как в высокогорье. Она от него словно пьянеет. Какая к черту травка?