class="p1">─ Врёшь… Ты думала обо мне постоянно, ─ хватает мои запястья, прижимая их к стене, а сам прислоняется щекой к моей, и чистое электричество пронзает насквозь от ощущения его щетины.

От Эля всё ещё пахнет алкоголем, но я этого не замечаю. Я сама чувствую, как пьянею от одного его присутствия, и ничего не способна сделать с тем, как колотится сердце от этой близости.

─ У тебя самомнение зашкаливает, ─ не желаю соглашаться.

─ А у тебя пульс, ─ давит языком на бьющуюся жилку, а колено протискивается между ног, и мне, кажется, пора признать, что я просто неспособна с ним сражаться вообще. ─ И ты мокрая, птичка. Я твой запах чую на расстоянии…

Грязный шёпот действует наркотически, и обжигающая дрожь бьёт по нервным окончаниям, рождая в голове такие картинки, что стыд опаляет щёки. Нельзя… Нельзя допускать сталкера так близко.

─ Что тебе нужно в моей комнате?

Он даже не замечает моих попыток отстраниться от его прикосновений, становящихся всё откровеннее и наглее.

─ Поверь, просыпаться с посторонним мужиком в одной кровати — такое себе удовольствие, хотя всякое бывало в моей жизни, ─ прихватывает мочку уха. ─ Так что я пришёл извиниться. У меня получается?

─ Уходи, ─ предпринимаю последнюю попытку прогнать его, но мы оба знаем, что это только слова.

В следующее мгновение его губы запечатывают мой рот, и я так погружаюсь в этот поцелуй, что замечаю, как с меня снимают полотенце в самый последний момент — когда оно уже на полу у моих ног.

─ Что ты творишь вообще?

Мне дико неловко. Я никогда не представала ни перед кем полностью обнажённой, а сейчас стою распятая у стены, и животный взгляд поедает каждый оголённый участок моей ещё влажной кожи.

Эль не смотрит мне в глаза. Он больше заинтересован новыми открытиями, а я даже двинуться не могу, потому что просто не знаю, какая будет реакция у хищника, уже наверняка продумавшего своё меню.

─ Не шевелись, ─ сипит не своим голосом, и я замираю, не зная, послушаться или всё-таки найти в себе силы для побега.

Но мне больше не дают времени на раздумья.

Эль касается пальцами моей груди, и обе вершинки становятся острыми, когда горячая волна прицельно ударяет в низ живота.

─ Хочу твои соски у себя о рту, блять, ─ низко рычит сталкер, исполняя своё желание, пока я отчаянно торможу.

Тяжело сглатываю, а Эль уже вбирает ртом тугие горошины, помогая себя пальцами. Ласкает языком одну, скручивает розовую плоть другой, и мне остаётся только закусить собственные пальцы, чтобы в голос не застонать. Это слишком приятно и горячо, а ещё слишком откровенно.

Я должна его остановить. Должна сопротивляться, но моя кровь как будто отравлена им. Яд просочился в самые глубины, насквозь пропитав организм, и теперь пути назад нет — можно только отдать собственное тело ему на милость. А пожалеть обо всём я успею и потом, если от меня хоть что-то останется…

Сталкер спускается лёгкими поцелуями вниз по животу, выводя мою дрожь на новый уровень, и воздух звенит от нашего тяжёлого дыхания. Сердце колотится в горле, а Эль опускается на колени, целуя моё бедро, и я стону на субконтроктаве — почти не слышно, но ему хватает, чтобы впасть в какой-то транс.

С рыком отводит мою ногу в сторону, удерживая её на весу, любуется открывшимся видом, а я просто проваливаюсь в трясину.

─ Идеальная… Ты, пиздец, какая идеальная, птичка, ─ выдаёт густым баритоном, наполняя тело жаром и ставя мою ступню себе на плечо, а дальше творится что-то за пределами моего маленького мира, где нет места таким потрясениям.

Его горячий рот прижимается к моей плоти, выбивая остатки воздуха из груди, и я не знаю, за что держаться, чтобы устоять на ногах. Эль не даёт даже секунды на осознание — просто таранит языком все открытые, уязвимые участки, а мне приходится вцепиться в стену.

─ Остановись, ─ прошу, едва дыша, только меня слышать совсем не хотят.

Сталкер скользит вверх одним длинным движением, достигая пульсирующего клитора, втягивает его, вынуждая испуганно вскрикнуть, а после жадно кружит вокруг языком, доводя до умопомрачения.

─ Хватит, пожалуйста… ─ запускаю руку в его волосы, чтобы остановить, но Элю это, похоже, только в радость — он издаёт звук довольного кота.

─ Нет, я должен зализать свою вину, ─ спорит, пока моё тело ещё сопротивляется всё нарастающему удовольствию. ─ Можешь сильнее сжать мои волосы, птичка, когда будешь кончать мне в рот.

Почти вою, но уже не знаю, от чего — досады или приближающегося взрыва, когда ко рту присоединяются пальцы, проталкивающиеся в меня.

Слышится звук вжикнувшей молнии, и вскоре я вижу, как этот дикарь уже сжимает свой член в кулаке, двигая рукой вверх-вниз, пока вылизывает меня со всё возрастающей силой, раз за разом толкаясь внутрь.

От этой картины что-то внутри загорается неистовым огнём желания, и когда он поднимает свой взгляд, чтобы посмотреть мне в глаза, я словно слышу в голове его хриплый голос.

«Давай, птичка».

Будто в пропасть с обрыва срываюсь, слыша, как с гортанным стоном за мной следует Эль, и я стискиваю свои пальцы в его чуть жёстких волосах.

Он стонет громче, добивая меня последними движениями внутри, и едва меня перестаёт трясти, приходит отрезвление. Оно подобно обрушившейся снежной лавине — так же холодно и разрушительно, но сталкер не позволяет мне уйти в себя.

Чувствует все мои переживания, стремительно поднимается и подхватывает меня на руки и несёт на кровать в том виде, в каком я перед ним предстала. Зачарованно смотрю, как он тоже раздевается, не зная, стоит ли сейчас вообще что-то говорить, да и вряд ли смогла бы — язык прилип к нёбу, а в голове просто полный хаос.

─ Двигайся, ─ требует наглец, оказываясь полностью голым, и мой взгляд соскальзывает на вновь вернувшееся к жизни… орудие. Я не знаю, по какой причине не могу перестать на него таращится, но это что-то магнетическое, и чем дольше смотрю, тем выше он снова поднимается.

─ Это уже наглость, ─ наконец, вынимаю язык из задницы.

─ Привыкай.

Укладывается рядом, подгребая меня к себе, и от соприкосновения нашей кожи во мне вновь возрождается обжигающая волна, омывшая всё тело с ног до головы.

─ Какого чёрта происходит с тобой? ─ не могу не спросить, пару раз поворочавшись, чем делаю себе лишь хуже, потому