Пока Максим оглядывался по сторонам, я отдала ему его многострадальную разрядившуюся трубку, а свой телефон включила и позвонила Эрику.

— Вот ещё новые странности, — проворчала я, слушая голос робота в мобильнике. — Телефон Эрика вне зоны действия сети!

— Подвал, берёт плохо, — Макс развёл руками. — Не переживай.

— Да всё там нормально берёт! — огрызнулась я, убирая телефон.

Макс задумчиво оглядел развал и разорение, царящие вокруг.

— Я считаю… — сказал он деловито. — … что Корышеву на этом фоне не будет слишком большого убытка, если мы тут кофе попьём за его счёт. А то у меня голова слегка кружится, если честно. Последний раз меня эти лесные братья поили чем-то вроде киселя, и было это давно.

— Ну, если ты хочешь, — согласилась я не очень охотно.

Меня Алиша тоже покормила всего один раз, и я ела под её ядовитым взглядом, только чтобы не протянуть ноги. Но сейчас я бы не стала задерживаться в квартире Корышева, если бы не Макс. Из зловещей мансарды хотелось убраться побыстрее и подальше.

Кофе в жестяной коробочке отыскался быстро. Судя по запаху, это был тот самый, обжаренный на стружках апельсинового дерева. Пока закипала вода, я обшарила кухонный уголок и нашла, из чего можно было сварганить по паре бутербродов.

Кофемашину я трогать не стала, заварила кофе прямо в кружках, помня простой житейский принцип Эрика: хороший кофе хорошо заварится в чём угодно, хоть в собачьей миске.

— Я думаю, мы поступим вот как, — заявил Макс, когда мы принялись уплетать наш странный ланч. — Сейчас я отвезу тебя домой, тебе надо отдохнуть. Сам подзаряжу телефон, возьму деньги, потом заскочу проведать отца… Надеюсь, Карпенко не успел ему сообщить ничего страшного обо мне… Потом в дружину. По дороге подумаю, что такого правдоподобного им сообщить о том, где я пропадал…

— Раньше я бы сказала, что ты в принципе не в состоянии правдоподобно солгать. Теперь, пожалуй, уже не скажу.

Макса мои слова явно расстроили. Он пожал плечами и замолчал.

— Нет, Максим, — заявила я решительно. — Домой я не поеду. Что мне там делать? Тебе и правда надо навестить отца. Поезжай сразу к нему, а я прямо в подвал поеду, к Эрику. Я боюсь, он меня ищет уже везде, так лучше я сразу помогу ему убедиться, что со мной всё в порядке. Всё-таки мы с ним с воскресенья, уже трое суток никак не контачили. Это необычно, он точно уже психует.

Макс встал, прошёл к столику, рядом с которым спал Корышев, и взял его телефон.

— Не трое суток, — заявил Макс, взглянув на осветившийся экран. — Почти пять.

— Как это?

— Сегодня уже пятница, а не среда, как тебе могло показаться.

— Издеваешься?!

— Нет. Время, затраченное на проникновения через границу, предсказать невозможно. Иногда переход происходит мгновенно, иногда долго.

— Ничего себе, два дня жизни где-то потерять!

— Всё лучше, чем потерять всю жизнь целиком, — усмехнулся Макс, возвращаясь на своё место к кухонному столу. — Ну, ладно, если ты настаиваешь…

— Конечно, я настаиваю. Я еду в штаб, — уверено сказала я. — К тому же ничто так хорошо не отвлекает от грустных мыслей, как подвал Эрика. Да и Марецкий предпочитает туда не заходить без особой необходимости, и это большой плюс.

— По-моему, ты слишком из-за него расстраиваешься, — осторожно заметил Макс.

— А ты вот совершенно не расстроен!

— Лада, это было предсказуемо, — грустно улыбнулся Макс. — Карпенко, раз уж он до нас докопался, всё равно передал бы тебя другому надзирателю. Да, я этого не хотел, но повлиять на это не могу. И Марецкий, если уж на то пошло, не худший вариант.

— Да что ты?

— Как оперативник он часто действует на грани криминала, но как надзиратель он почти идеален. Так что не накручивай себя, — сказал Макс со вздохом. — Он позволяет себе лишнего в рейдах, но тебя он не обидит. Я с него в любом случае глаз не спущу.

Мы допили кофе, я вымыла чашки и поставила их вверх донышками на бумажное полотенце.

— А с этим что делать будем? — я кивнула на Корышева, мирно спящего на полу между диваном и столиком.

— В подвал бы его, да в камеру. Но если я его привезу, Карпенко меня не поймёт, — задумчиво проговорил Макс.

— Это уж точно.

— Ладно, пусть проспится здесь. Если выйдет из кокона без приключений, есть надежда, что с ним можно будет небесполезно пообщаться.

Видимо, мой взгляд Максу не понравился.

— Что-то не так? — осторожно уточнил он.

— Пообщаться? Небесполезно? Интересно, как будет выглядеть твоя безмерная благодарность? С крыши его скинешь?

— Кого? Корышева? — удивился Максим. — Его-то за что?

— А… не за что разве?

— Корышев тебе не сделал ничего такого уж плохого, Ладушка.

— Так ведь, когда он проспится, это будет уже Райда! А в таком виде — это просто спящий зомби. Алиша говорила: одна личность — два тела.

Макс помотал головой:

— Нет. Не совсем так. Видишь ли, у пограничья очень сложная система связей с нашей реальностью. Всё немного сложнее, чем тебе показалось. Настоящий Райда — только в том теле, что рождено в пограничье. Здесь он уже не тот.

— Мне же так и рассказали, что тело сильно влияет на личность…

— Нет! — нетерпеливо оборвал меня Макс. — Тело, возможно, и влияет на что-то, но дело совершенно не в нём, не в физиологии. Никита Корышев… — Макс ткнул пальцем в кикимору. — … он не умер. Его личность искалечена, но она жива. И Райда, подселяясь на время в это тело, обречён постоянно идти на компромисс с личностью его настоящего владельца. Получить полную власть над Корышевым Райда не может, хотя временами и подавляет его почти абсолютно.

— Ну, хорошо, пусть. Пусть власть не полная, кому тут легче от этого? Если Корышев либо спит, либо внутри него живёт Райда, как можно о чём-то с ним говорить?!

Макс покачал головой:

— Не бывает между коконами черной кикиморы и его подселенца постоянной синхронности. Часто оба могут спать одновременно или одновременно бодрствовать. И я надеюсь застать именно такое состояние, когда Корышев будет сам собою, но при этом будет прекрасно знать и помнить о Райде всё, что может мне понадобиться.

— А если ты этого состояния не дождёшься?

— Ну… тогда будет другой разговор. С Райдой, — сурово подытожил Максим.

— Откуда ты столько об этом знаешь, Макс? Если не жил дома с восьми лет?

Максим поморщился, словно от боли.

— Во-первых, Лада, мой дом — здесь…

— Извини.

— Во-вторых, я это знаю, потому что мой отец всю свою жизнь изучал эти процессы. Много-много лет. Он и теперь ещё иногда пытается, только сил не хватает. И он всю жизнь надеялся, что я продолжу его дело, поэтому собирался меня учить. Правда, я не проявил ни желания, ни таланта. Научился управляться только с тарками проникновения. Отец хотел, чтобы я мог ходить в пограничье и обратно без всяких усилий и посторонней помощи.