— Отойдите Карелла. У меня дуэль тут и я изо всех сил старался не вмешивать вас. Подробности узнаете у нашего ходячего бедствия. Но предупреждаю — не особо ей доверяйте.

Я и сам был достаточно зол, поэтому Виктор, видимо, почувствовал, что сейчас не лучшее время для разговоров. Он поджал губы и отошел в сторону, не сказав ни слова. Зато подошел Шварц.

— Вы желаете посмотреть документы капитана Мартина Коха?

— Нет. Я уверен, что там все в порядке.

— Нас устраивает ваше оружие, но меч господина Коха будет длиннее на полторы ладони.

— Да пусть хоть алебарду берет.

— Я попросил бы вас…

— Попроси, попроси… Ишь ты, попрошайка какой… Я по вечерам не подаю. Примета плохая.

Я уже пошел вразнос. Это было прямое оскорбление, но Шварц его проглотил и отошел.

— Зря вы так, Питер.

— Заткнитесь, Карелла. Это вы во всем виноваты с вашими дурацкими идеями.

— Вы собираетесь его убить?

— Не знаю, — сказал я, подумав. — Не хотелось бы. У меня и без его папаши полным–полно приятелей.

Мартин уже направлялся ко мне. Мундир он успел переодеть, а поперек носа ему налепили широкую полоску пластыря. Гонору у него не поубавилось. Если он и "наделал в штаны от страха", то по виду никак не скажешь.

— Мы будем драться или ты пришел сюда лясы точить?

— А вы так торопитесь попасть на тот свет?

Он зло взглянул на меня, но ничего не сказал. Я вытащил меч и отбросил ножны в сторону.

— Завещание‑то хоть написали?

Фехтовал Мартин на удивление хорошо. Обычно штабные лишь приблизительно знают, за какой конец держать меч. Хотя, Мартин был сыном герцога и мог позволить себе лучших учителей. Но теория всегда остается только теорией. Поединок в фехтовальном зале и реальный бой — далеко не одно и то же. А вот практики нашему капитану явно не хватало. В первые десять минут он продемонстрировал мне, наверное, все финты и уловки, которым его научили. Мало того, что это было глупо — за просто так отдавать все козыри; это было еще и опасно — зачем так бездумно расходовать силы в начале боя. Впрочем, зрителям это понравилось. Большая часть из них были гражданскими, и внешний лоск им нравился. А насчет пускания пыли в глаза Мартин был настоящим специалистом — он из кожи вон лез, чтобы показать зрителям, какой он ловкий парень и какой я неумеха. Господин Кох улыбался всем подряд, шутил, отпускал едкие замечания в мой адрес, раздавал комплименты дамам… В общем, такое себе театрализованное действие. Рекламная сценка о силе нашего оружия и боевого духа. Я посмеивался про себя и берег дыхание. Большинство зрителей не видели скандала и поэтому их симпатии находились на стороне капитана. Из толпы звучали подбадривающие возгласы. Я такой популярностью не пользовался, хотя и заметил в толпе несколько человек в мундирах, которые понимали, что именно реально происходит.

Здоровья у герцогского сынка хватило бы на двух лосей и небольшую собаку. Я уже начал сомневаться, что он когда‑нибудь устанет, но природа взяла свое. Дыхание начало сбиваться, шутки и улыбки начали выглядеть слегка вымученными. Так всегда бывает. Но в фехтовальном зале можно просто пожать руки и разойтись. В реальном бою этого сделать не получится. Я еще немного подождал и, сделав первый выпад, (до этого я только защищался) выбил меч у него из руки. Основная толпа зрителей замолкла, но зато загудели мои немногочисленные почитатели. Мартин растерялся. Он был так глуп, что даже не понял, что я с ним делал до этого. Я приглашающе показал на меч рукой:

— Бери, капитан, не стесняйся.

Кох, поглядывая на меня с опаской, поднял оружие. Шутки закончились. Улыбки тоже. Он начал рубиться яростно и всерьез, без лишних красивостей. Но силы были уже не те, поэтому выдохся капитан просто мгновенно. А я продолжал его изматывать. Мне не хотелось убивать Мартина, но чтобы этого избежать нужно было, чтобы он понял, что все это серьезно и он вполне может умереть на верхней палубе парохода, идущего в Тако–Хо. Он парировал мои удары уже с видимым трудом и один раз упал, оскользнувшись на палубе. Дождавшись, пока мы сошлись поближе, я быстро сказал:

— Я не хочу тебя убивать, капитан. Бросай меч — и я даже извинений не потребую.

Вместо ответа он попытался провести еще одну атаку, но получилось это плохо. Заглянув в глаза капитану, я понял, что все это бесполезно — там царило безумие. Оставалось надеяться на его секундантов. Если Ковальски прав, то им тоже достанется на орехи от папочки–герцога — вот пусть и стараются. Штабисты как будто прочли мои мысли.

— Остановите бой! Остановите бой немедленно! — Шварц стоял рядом.

Я поднял меч над головой. Мартин опустил и оперся на клинок. Подошел Ковальски и Фрай.

— Вы же видите, что он выдохся! — подполковник глядел на меня с возмущением.

— Вижу. Может мне просто заколоться, чтобы вашему подопечному полегчало. Вы тоже прекрасно видите — я не хочу его убивать. Но он же просто не оставляет мне выхода. Повлияйте на него, если сможете. Пусть бросит меч. Я не буду требовать извинений.

— А сами согласны извиниться?

— А вот это уж хрен тебе в глотку, чтоб шея не болталась! — я разозлился. — Нужно было соглашаться, когда я предлагал. Хотя… Я принесу извинения, если капитан извинится перед девушкой, с которой я был.

И тут Мартин выкинул фортель, которого никто не ожидал. Он перенес вес на левую ногу и сделал выпад, стараясь проткнуть меня. Только атака без намека на защиту. Я без труда отвел удар в сторону, а остальное капитан сделал сам, нанизавшись на мой клинок, как каплун на вертел. Он схватился за меч обеими руками, колени подломились и Кох упал на палубу. Мы все ошарашено смотрели на него. Первым нарушил молчание я.

— Ковальски, а у него с головой все в порядке было?

Ковальски смерил меня взглядом, в котором было мало дружелюбия.

— Считайте, что вы — покойник.

— Вы хотите продолжить наши упражнения?

— Я еще не выжил из ума. Юрген Кох вам этого не простит.

— Что поделать — даже сыновья герцогов имеют тенденцию умирать. Подполковник Шварц, у вас есть какие‑нибудь претензии?

— Нет, — неохотно буркнул Шварц. — Вы сделали все, что могли.

— Благодарю вас. Теперь, с вашего позволения, я отправлюсь к себе.

Толпа расступилась и я прошествовал на свою палубу.

Небо было затянуто тучами и накрапывал мелкий дождик. Я стоял, курил и смотрел на темную воду. Самой воды я не видел, но слышал тихий плеск и знал, что она где‑то там, внизу. На душе было погано. Паршивый день паршивой недели паршивого месяца паршивого года из последних паршивых двадцати восьми лет. Глупо как‑то все получилось сегодня. Я не ругал себя и не сожалел о произошедшем — какой смысл ругать и сожалеть, если все уже произошло. Думать о том, "как все могло бы быть хорошо, если бы…$1 — самый верный способ испортить себе пищеварение и последующую жизнь. Все произошло так, как произошло, и надо было жить с этим дальше. Мне не было жалко этого идиота, но его смерть могла серьезно осложнить жизнь мне и моим спутникам. Как‑то нехорошо у меня складывались отношения с герцогами. Сзади кто‑то подошел. Я подумал, что это Виктор или Альф и не стал оборачиваться.