– А что, мы разве будем держаться не вместе? – встревожилась Риба, видя, что он экипирован точно так же.

– Ты обычно застегиваешь ремень безопасности, потому что ожидаешь несчастного случая? – сухо спросил он.

– Понимаю. А что здесь? – поинтересовалась она, показывая на единственный рюкзак.

– Еда.

– Нам не понадобится два рюкзака?

– Без еды можно жить неделями. Вода – другое дело. И свет тоже. Мужчины не раз сходили с ума от темноты, прежде чем умереть от жажды.

Риба неловко поежилась.

– Не очень приятная мысль, – вздохнула она наконец.

– Как и столкновение машин на скорости сто километров в час.

– Твоя взяла, – вздохнула Риба.

– Все еще хочешь спуститься в шахту?

– Да.

Чанс сжал ладонями лицо Рибы:

– Есть еще кое-что.

Риба ждала продолжения, не отводя взгляда от серебристо-зеленых глаз.

– Что именно?

– Когда мы окажемся в шахте, ты должна беспрекословно слушаться меня. Как только скажу «стоп», останавливайся. Если велю прыгать – прыгнешь. Если не разрешу копать, уберешь лопатку. Если прикажу замереть на месте – замрешь. Договорились?

Риба всмотрелась в напряженное лицо, понимая, что он требует полного повиновения не из простого каприза.

– Хорошо, – спокойно ответила она.

Его поцелуй был одновременно безжалостным и нежным.

– Я предпочел бы вообще не видеть тебя в шахте, – хрипло признался он. – Шахты могут быть так же непредсказуемы, как пьяные водители. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Не позволю, чтобы меня заворачивали в вату и держали на пыльной полке, – не повышая голоса, объявила она. – Довольно я натерпелась этого в детстве. Как только мы окажемся в шахте, Чанс, я стану повиноваться твоим приказам, но лишь потому, что я взрослый человек, а не ребенок.

– Мне ли не знать, – пробормотал он. – Настоящая женщина. Моя женщина.

Большие пальцы обеих рук медленно ласкали скулы Рибы, но несколько минут спустя он со вздохом отпустил ее, надел на плечо ремень ружейного чехла, закинув его за спину, словно лук со стрелами, поднял рюкзак и сказал:

– Давай трогаться в путь, пока я не решил, что предпочитаю исследовать нечто гораздо более заманчивое, чем заброшенную норовистую старую шахту.

– Норовистую? – спросила она, шагая рядом с Чансом. – Говоришь о ней, как о живом существе.

– Это когда она в хорошем настроении, – категорично объяснил Чанс, глядя в горящие любопытством золотисто-карие глаза Рибы. – Шахты все равно, что корабли, – пояснил он. – У каждой свой характер.

– И, как корабли <Несмотря на то, что в английском языке почти нет деления на роды, англичане считают, что слово «корабль» – женского рода.>, шахты тоже женского рода, не так ли?

– Да, – кивнул Чанс, улыбаясь уголками губ, – потому что большинство шахтеров – мужчины.

– И ты считаешь Чайна Куин капризной?

– Настоящей стервой, – убежденно заверил Чанс. – На нее очень долго не обращали внимания, и это ей не нравится.

– Вполне понятная реакция, – серьезно согласилась Риба.

Чанс хмыкнул, но ничего не ответил и пошел вперед ко входу в Чайна Куин, зажег лампу и встал, ожидая, пока Риба зажжет свою. Лучики света, сияющие с их шлемов, выглядели бледно-желтыми дорожками в белом сверкании солнечных лучей, водопадом вливающихся в черное отверстие.

– Как только мы пройдем чуть дальше, – сказал Чанс, легко шагая по грязному, усыпанному булыжниками полу, – может показаться, что гора нависает над твоими плечами, грозя свалиться и вот-вот раздавить тебя. Если это чувство не пройдет, скажи мне. Тут нечего стыдиться. Иногда подземелья влияют на людей таким образом.

– Клаустрофобия.

– Называй, как хочешь. Лучше уж сразу повернуть назад, чем вынести тебя из шахты, кричащую, всю в поту.

– Тебе приходилось делать это? – еле выговорила Риба внезапно пересохшими губами.

– Несколько раз. Правда, никогда не выносил одного и того же человека дважды. Как только они теряют веру в мать-землю, ни один не хочет возвращаться обратно.

– Да, в старательском деле кирки и лопаты еще не все, верно?

– Чертовски верно, – подтвердил Чанс.

Последний дневной свет незаметно растаял. В непроглядной тьме лучи света, сиявшие со шлемов, казались твердыми конусами ослепительного сияния, прорезавшего мрак. Свет отражался от лица Чанса, очерчивая жесткие контуры скул и подбородка. Глаза блестели морозным серебром. Стены тоннеля поглощали свет, отдавая лишь малую его часть. И хотя Риба ничего не сказала, она все же почувствовала неожиданное разочарование. Она ожидала чего-то более красочного, блеска или искр, какого-то намека на богатство, таящееся под землей.

Тоннель раздвоился. Правая развилка была шире левой, и стены состояли из более светлого камня.

– Пегматитовая жила, – пояснил Чанс, направив фонарь на стены. Чешуйки слюды и еще каких-то блестящих минералов подмигивали им, создавая сверкающий гобелен, превосходящий яркостью звездную ночь.

– Ой! – ахнула Риба.

– Лучше, чем ты ожидала? – спросил Чанс, взяв ее за руку.

– Да. Как прекрасно!

– Большинство шахт уродливы, всего-навсего дыры, наспех вырытые в этой неприветливой земле. Турмалиновые шахты – одни из немногих рудников, которые соответствуют нашим детским фантазиям и изобилуют волшебно-сверкающими камнями, спрятанными в черной чешуе дракона.

– А вдруг это алмазный рудник семи гномов?

Чанс коротко рассмеялся.

– В жизни не встречал ничего более отвратительного, чем африканская алмазная подземная разработка. Правда, золотые прииски немногим лучше.

– Но кварцевые кристаллы прекрасны, – возразила Риба.

– В кварцевых жилах находят чертовски мало золота. Как-то я видел богатый «карман» драгоценных кристаллов кварца, перемежавшихся золотыми самородками. Зрелище было потрясающее, почти ошеломительное, но весь карман поместился бы в твоей кухонной раковине. Золото по большей части добывается унциями из темного камня.

Лампа Чанса осветила сверкающие стены тоннеля.

– Но здесь, – признал он, – все такое яркое.

Он осторожно коснулся стены заостренным концом молотка. На пол посыпался блестящий порошок.

– Рад, что не собираюсь работать здесь с динамитом, – покачал он головой. – Вибрация в мгновение ока уничтожит шахту.

Риба взглянула на стену, но ничего не ответила, прислушиваясь к шороху частиц пегматита, медленно осыпающихся на землю. Она чувствовала, что Чанс изучает ее, пытается определить, как она себя чувствует под землей, в месте, оказавшемся более предательским, чем она предполагала.