своим видом олицетворяет свободу. Семь лучей на короне символизируют семь морей и семь континентов. Правая рука поднята к небу и сжимает факел. Левая прижимает к груди табличку с надписью «JULY IV MDCCLXXVI», что означает «4 июля 1776 года» — дату принятия Декларации независимости.

Дэнни не бывал на открытии статуи, да и мыслей у него таких ещё не возникало. Зато он много раз поднимался на смотровую площадку в короне и, будучи ещё ребёнком, на вершину факела. Из-за теракта, произошедшего во время войны, факел закрыли для посетителей, так что теперь подняться туда невозможно. Если ты, конечно, не можешь попасть на него иным образом — например, с помощью перемещения в пространстве.

Оказавшись в бухте, Дэнни вдруг вспомнил свои приключения, связанные с этим местом. Прежде всего это многочисленные поездки на трансатлантических лайнерах, в числе которых и самая первая, когда они с мамой впервые причалили к берегам другого континента. А ещё не очень удачная — но все же интересная — репортерская миссия, возложенная на него руководством газеты.

В 1921 году ему нужно было фотографировать приезд одной известной французской ученой. Это была Мария Склодовская-Кюри. Дэнни знал о достижениях этой женщины и искренне ей восхищался. Она открыла два новых химических элемента — радий и полоний. Что самое интересное, полоний она назвала в честь своей родины — Польши. Мари Кюри стала первой женщиной, которая получила Нобелевскую премию. Более того, она была первой, кто получил ее дважды. Первую премию по физике она получила совместно со своим мужем, Пьером Кюри, и их другом, Анри Беккерелем, а вторую — по химии и уже полностью лично.

Одна американская журналистка, Мэри Мэлони, которая взяла себе псевдоним Мисси, договорилась с мадам Кюри о её визите в Америку для чтения лекций. Мари согласилась. Она нуждалась в радии для своих экспериментов, который стоил очень дорого, а Мисси пообещала ей помочь собрать деньги.

Мари прибыла в Америку на борту парохода «Олимпик». На пристани ее ждало множество людей — польские патриоты, медики, студенты, а также фоторепортеры и кинооператоры, которые стояли у самого трапа. Оркестр играл «Марсельезу», Польский национальный гимн и «Знамя, усыпанное звёздами».

Мари пришла в ужас от такого скопления народа и сказала, что не спустится, пока репортеры не уйдут. Дэнни пытался её сфотографировать, но из-за скопища народа протиснуться было сложно. Фотографии получились размытыми, и за это он потом получил нагоняй от своего босса, старикана Томпсона. Мисси повезло больше, поскольку эта поездка произошла благодаря ей, она находилась рядом с мадам Кюри и даже сфотографировалась вместе с ней и её дочерьми.

Ох уж эта Мисси, — подумал тогда Дэнни, впервые ощутив дух конкуренции.

Впрочем, надо было отдать должное этой журналистке. Она помогла Мари Кюри получить радий, который на торжественной церемонии ей вручил сам президент Гардинг.

Хоть фотографии и получились неудачными, статью Дэнни написал приемлемую. Надо заметить, что это был один из первых его репортажей, во многом определивший дальнейшую судьбу в газете.

Сейчас, стоя на пристани почти тридцать пять лет назад, Дэнни ощутил какое-то смятение. Трудно было поверить, что Мари Кюри ещё не бывала в этой бухте. Она еще даже не получила свои Нобелевские премии. Она сейчас работала домашней учительницей в Варшаве и даже не подозревала, какой великой ей суждено стать.

Как же сильно все может измениться за какие-то тридцать с хвостиком лет, — подумал Дэнни. — Как же сильно за такой короткий промежуток времени может измениться мир.

Он решил отгородится от воспоминаний и размышлений, обратив все своё внимание на Айлу. Она с грустью глядела на горизонт, лишь бы не смотреть на черно-белую махину парохода, стоящую у самого берега. Дэнни самому было очень грустно. За эти дни он успел сблизиться с Айлой, причём так, что теперь казалось, будто они знакомы целую жизнь.

— Я буду скучать, — призналась Айла, и Дэнни заметил в её глазах слезы.

Возможно, вот оно, то самое подтверждение, ради которого он решил остаться в этом времени на три дня.

— Мы с тобой ещё увидимся? — спросил он.

— Ты — да. А я… думаю, для меня это последняя встреча.

— Но… я же могу путешествовать во времени. Я могу прийти хоть когда.

Айла покачала головой.

— В последний раз, когда я тебя видела, ты сказал, что мы вряд ли с тобой снова увидимся.

— Но мы же увиделись. Вот сейчас.

— Думаю, это исключение. Ты ясно дал понять, что наш год — 1888.

— Так странно, что для меня это первая встреча, а для тебя последняя. Это… нечестно. Но я постараюсь что-нибудь с этим сделать. И, Айла… — Он осекся, заметив, что она не смогла сдержать слез, которые покатились крупными бусинами по её щекам.

Наверное, между ними действительно было (будет) что-то серьезное.

Все-таки не зря он решил здесь остаться. Это было важно прежде всего для неё.

Дэнни решил не болтать всякую ерунду и просто поцеловал ее.

Для него это был первый поцелуй, для неё — последний.

Она знала его хорошо, он ее — ещё не очень.

Она была замужней женщиной. И… о господи мама бы его за такое убила!

Но мама об этом не узнает.

— Дэнни, — проговорила Айла, когда он от неё отстранился. — Если я тебя больше не увижу, я хочу кое-что знать.

— Что?

— Твоё полное имя.

Дэнни устремил невидящий взгляд сквозь неё. Просьба была неожиданной. Своё полное имя он не любил. Оно казалось ему странным и несовременными. Он всегда был Дэнни. Просто Дэнни.

— Я им не пользуюсь.

— Но все равно скажи.

— Для тебя это важно?

— Да!

— Ну хорошо, — вздохнул Дэнни. — Только не смейся. Демосфен. Меня зовут Демосфен. Это древнегреческий оратор. Мама у меня с причудами. Но даже она уже не зовёт меня полным именем. Дэнни было уменьшительным, но теперь стало полноценным именем.

— Очень любопытно. Я всегда гадала, какое же у тебя полное имя.

— Надеюсь, этот факт не изменит твоё мнение обо мне, каким бы оно сейчас ни было.

— Ох, нет, Дэнни. Конечно же, нет. Ничто не изменит моё мнение о тебе. Абсолютно ничто. — Последнюю фразу она нарочно подчеркнула, словно за ней крылось больше, чем было произнесено вслух.

НЬЮ-ЙОРК, 1923 ГОД

У Дэнни был выходной, и он решил посвятить его составлению плана по спасению Линкольна. Он заключил, что ничего сложного в этом нет. Нужно переместиться в тот самый день (14 апреля 1865 года) к знаменитому театру Форда и перехватить Бута до того, как он совершит убийство.

Дэнни мог