Властитель не договорил, но все было и так ясно. И ему, и супруге.

– Итак, предлагаю попытаться. Отправить в крепость переговорщиков, которые сумеют убедить чужеземцев сделать правильный шаг, верный шаг.

– И кого же? – нахмурился Властитель. – Я имею в виду из нашего окружения. Как я понял – ты видишь двумя переговорщиками этих вот чужеземцев (он указал на Зимина и Слюсаря). А еще кто?

– Ну… дорогой…

– Нет! Никогда! Я тебя не отпущу!

– Приз слишком велик. А кто лучше меня сможет договориться с чужаками? Если уж я в гареме сумела навести порядок… – Властитель невольно улыбнулся. – И самое главное – кому еще ты можешь верить так, как мне? А вдруг переговорщик тебя обманет? Вдруг он окажется предателем? В общем – никого лучше меня ты не найдешь. И знаешь, милый… мне так хочется посмотреть на женщин, управляющихся с таким смертоносным оружием, у меня просто… хм-м… я даже возбудилась! Женщины с оружием! О-о-о-о-о…

– Перестань! – Властитель захохотал и с минуту сотрясался в приступах смеха. Когда, наконец, успокоился, вытер глаза, выдал слегка охрипшим голосом: – Теперь я знаю, как тебя возбудить! Дать тебе подержать меч – и ты готова!

– Я напомню тебе об этом, когда мы возляжем на брачное ложе, – глубоким грудным голосом ответила Хелеана и тоже захихикала, стараясь, чтобы смех не было слышно со стороны. Наконец, они оба успокоились и воззрились на двух чужеземцев, стоящих перед ними на коленях.

– Хорошо! – подытожил Властитель. – Пойдешь ты, эти двое и сопровождающие. Тебе предстоит за ночь выучить язык чужеземцев. Если они попытаются нас обмануть – ты раскроешь заговор. Если ты не сможешь договориться с этими гигантами – больше никто не сможет. И тогда придется брать крепость штурмом. Даже если придется уничтожить всех. Кстати, и штурм по большому счету не нужен – окружить их кордонами, отрезать от воды и пищи, и они сами сдадутся. Но это – время. А время работает против нас. А теперь пойдем… поговорим о мечах, об оружии и о возбуждающихся женщинах. Глава Сегнак – позаботьтесь, чтобы этих двух вылечили. Мне не нужно, чтобы они наутро свалились с лихорадкой. И выбери, кого из магов отправить на переговоры. Пусть он тоже выучит язык чужеземцев.

Хелеана не улыбнулась и сделала вид, что ничего не слышала. Умный Властитель не доверяет никому – даже своей жене. Жен много – властитель один. Женщинам доверять нельзя – это знает любой, и сами женщины тоже. Женщины руководствуются чувствами, а не умом. Все, кроме… таких, как Хелеана. Она – другая.

– С-с-сука! Козлина ты безрогий! – Крепыш, похожий на орангутанга, надвигался на Слюсаря, сжав пальцы в здоровенные кулачищи. – Мусор! Я вас, мусоров, давил и давить буду!

Зимин сидел на траве, привалившись спиной к дереву, и бесстрастно наблюдал за происходящим. На кой черт ему вмешиваться? Слюсарь ему не брат, не друг. Да и вряд ли хозяева допустят, чтобы рабы поубивали друг друга. Тем более – чтобы убили такого важного раба, как Слюсарь. Ведь он должен завтра идти в тюрьму, на переговоры!

Впрочем, логика может быть разной – то, что землянам кажется логичным, у местных жителей вызовет лишь смех. Например – попробуй, скажи им, что рабство – это нехорошо, что человек не может владеть другим человеком, и что услышишь в ответ?

Крепыш выбросил вперед ручищу с дынеобразным кулаком, Слюсарь принял ее в захват – резко крутанул, и «обезьян» подлетел в воздух, со всего размаха затем плюхнувшись оземь. Даже отсюда было слышно, как хакнул бандит, из груди которого вырвался воздух.

Не дав противнику одуматься, полковник добил его ударом в солнечное сплетение – сверху, всем весом, с криком, вложив в удар всю ярость ненавидящего преступников легавого.

Зимин отметил для себя, что сработал полковник достаточно грамотно. И если все прошло как следует, «орангутангу» жить осталось недолго – внутренние органы отбиты напрочь, возможны и разрывы. Вот только как на это отреагируют хозяева?

Поморщился – уже привык называть Властителя и иже с ним – «хозяева». Скажи года четыре назад, что он, Зимин, будет лежать на травке на берегу иномирной реки и у него будут «хозяева», – он бы рассмеялся в лицо глупому фантазеру.

Три года на пожизненном – это три года в рабстве. В гораздо худшем рабстве, чем живут обычные рабы. Пять-семь лет, и конец. Или туберкулез, или отбитые внутренности. Здешние рабы живут гораздо дольше. Если не рассердят хозяина, конечно. (Это им всем сразу же было объявлено, когда маги обучали местному языку.)

Маги! Вот же чертовщина! Антинаучно и даже глупо! Но эффективно. За ночь выучить язык – ну что, кроме магии, может в этом помочь? Волшебство! Даже не за ночь, а часа за три, не больше, какое-то снадобье, туман в голове, и через три часа ты уже знаешь местный язык. А от самого колдовства остались только смутные воспоминания о том, как в мозг впивается монотонный голос, повторяющий и повторяющий разные слова.

А еще картинки, вспыхивающие перед глазами. Картинки местной жизни. Эдакая лента из образов и слов, бегущая со скоростью взбесившегося конвейера.

– На, сука! На! На пацанов попер, мусорской?!

Зимин вышел из облака мыслей, открыл глаза и увидел, что Слюсарь отбивается от пятерых заключенных – ловко, умело, но время от времени пропуская удары.

Нападения следовало ожидать. Глупо сажать в один загон мента и тех, кого он сажал. Это верная смерть. Полторы сотни человек – задавят, как пить дать, задавят. Одной только массой, и никакие приемы не спасут. И если он, Зимин, сейчас вмешается – достанется и ему. Ночь они не переживут, это точно.

Посидев еще секунды три, Зимин поднялся, распрямившись, как пружина, и шагнул туда, где Слюсарь изображал из себя Евпатия Коловрата. Как известно, тот погиб, окруженный толпой завоевателей, когда те, не в силах одолеть богатыря, выкатили на прямую наводку камнеметные машины. Машин здесь не было, но камни имелись, и предостаточно, и Зимин заметил, как несколько бывших заключенных держат в руках очень даже пригодные для метания округлые булыжники.

Майор сделал еще несколько шагов, с ходу сбил с ног высоченного, с носом набок парня лет тридцати. Тот попытался встретить Зимина чем-то вроде маваши, но эту глупость майор сразу пресек, разбив придурку яйца и отправив его на травку – кататься и хрипеть.

Второй получил короткий тычок в горло, возможно – смертельный. Зимин не собирался миндальничать, тратить время и силы на то, чтобы соразмерять удары и пытаться не убить противника. Его как раз и учили убивать. Не скакать по рингу, изображая из себя великого сэнсея, а убивать – некрасиво, незрелищно, максимально эффективно и не затратно по ресурсам энергии.

Третьего свалил Слюсарь, добив носком ноги в подбородок. Остальные двое, видя, что случилось с их напарниками, покинули поле боя, отбежав подальше, туда, где стояла толпа, застывшая в угрюмом молчании.

– Хренец нам! – задыхаясь и утирая кровь со лба, констатировал Слюсарь. – По очереди спать будем! Иначе во сне задавят, гады! Ай, сука!