– Ладно, – не стал настаивать Гуров, – тогда, будьте добры, расскажите мне о своей семье. Понимаю, в вашем прошлом кроется весьма неприятная история. Но я спрашиваю не из праздного любопытства. Поверьте, это может быть очень важно.

– Вы снова ошибаетесь, Лев Иванович, – мягко возразила Алина, – вернее, вы сделали правильные выводы. История моего детства не просто неприятная, она дикая и трагичная, если выражаться совсем уж точно. И я расскажу вам все, чтобы вы не сомневались, как не сомневаюсь я, что защищать меня, тем более таким странным способом, совершенно некому.

– Хорошо, допустим. Тогда постарайтесь меня переубедить.

– Моя девичья фамилия – Сереброва Алина Павловна. И я все детство, кочуя по детдомам и приемникам, повторяла ее как мантру. Поначалу просто свое имя забыть боялась. Ведь в систему я попала, будучи четырехлетним ребенком. А потом привыкла, и звучание собственного имени меня успокаивало, приводило нервы в порядок и внушало толику уверенности.

– Вас разве не пытались удочерить? С маленькими детьми приемным родителям всегда проще. И таких деток охотно забирают в семьи.

– Кажется, меня собиралась взять одна семья, помню, нянечки болтали об этом, а я слышала. Но потом что-то там не срослось у этой семьи или просто передумали. Мне тогда было все равно, я все время плакала и просила вернуть меня назад, к отцу и любимой сестре.

– Сестре?

– Да, у меня была старшая сестра Виолетта. А потом все неожиданно закончилось. Виолетта была старше меня лет на восемь, и я ее обожала. Собственно, сестра заменила мне мать, умершую во время родов. Я знаю маму лишь по фотоснимку, который любила рассматривать в детстве, и то со временем это изображение стерлось из моей памяти почти совершенно. Другое дело – лицо Виолетты, она словно по сей день стоит у меня перед глазами. Знаете, Лев Иванович, мне иногда кажется, что я вижу ее в толпе. И в такие моменты мне неизменно становится грустно и тоскливо, ибо умом я понимаю, что это не что иное, как расшалившиеся нервы или проявление буйного воображения. А моей сестры, видимо, давным-давно нет в живых. Как, впрочем, и отца.

– Что же конкретно произошло с вашими родными?

– Я была еще довольно мала, поэтому не помню всех обстоятельств той трагедии. Знаю только, что мой отец занимался бизнесом и погиб у себя в офисе при невыясненных обстоятельствах.

Повисла недолгая пауза, во время которой Алина словно собиралась с духом, чтобы говорить дальше, а Гуров что-то подсчитывал.

– Это было в девяностые?

– Да, в девяносто четвертом. Много позже, уже когда стала взрослой, я пыталась наводить справки, даже поговорила со следователем, который вел дело отца. Он заверил меня, что следов и улик не удалось найти практически никаких. И внешне все походило на банальное самоубийство после разорения. Но я в это не верю, впрочем, следователь сам был не слишком убежден. Во-первых, дела у отца шли неплохо. Во-вторых, он никогда не бросил бы нас с Виолеттой на произвол судьбы. А в-третьих, из офиса странным образом исчез пистолет, из которого отец якобы застрелился. Что, согласитесь, само по себе подозрительно.

– У вашего отца были с кем-то конфликты?

– Понятия не имею, Лев Иванович.

– Разумеется, он вас не посвящал в свои дела, но вы могли случайно что-то слышать. Зачастую люди говорят при маленьких детях, обсуждают важные вопросы, не скрываясь, полагая, что малыши ничего не поймут или не запомнят.

– Нет, – покачала головой Алина, – ничего такого не припоминаю.

– Может, вы в курсе: деньги и остальное имущество семьи пропало?

– Да. Бандиты прибрали к рукам буквально все, что у нас было. И деньги, и активы фирмы. Все имущество ушло в счет погашения долгов. По этому вопросу я тоже справки наводила, уже будучи взрослой. Но отец никогда бы так не поступил. Не спустил бы все имущество и не лишил бы себя жизни добровольно. Вот, собственно, и все крохи информации, что мне удалось разузнать о гибели отца. А помню я еще меньше, все воспоминания словно плавают в густом тумане до того рокового дня, когда все и случилось.

– Постарайтесь мне рассказать о событиях тех дней, не упуская подробностей.

– Мы ужинали с сестрой, когда раздался звонок городского телефона. Кто позвонил Виолетте, я не поняла. Она недолго поговорила, а потом положила трубку и сказала мне, что папы больше нет.

– Как именно? В какую фразу сестра облекла это известие?

– Сказала, что папы больше нет, его только что убили. Кажется, она хотела куда-то срочно уехать. Вернее, чтобы мы вместе уехали, и даже стала спешно собирать необходимые вещи, несмотря на поздний вечер. Я нервничала, глядя на расстроенное и испуганное лицо сестры. Но настоящий ужас испытала только потом, ибо именно тогда начался сущий кошмар. В наш загородный дом вломились какие-то страшные люди. Все разрушили и разгромили, схватили и увезли сестру.

– Вы сможете описать этих людей?

– Что вы, Лев Иванович! Столько лет прошло, да я и не рассмотрела никого толком. Они звонили в дверь, потом громко стучали, вопили и улюлюкали, велели нам быстро открывать. Виолетта отказалась и стала звонить в милицию. Пока они, изрыгая проклятия, выбивали дубовую дверь, сестра вытащила несколько полок из холодильника и спрятала меня внутри агрегата, велев сидеть тихо, не выходить и не издавать ни единого звука. Что было дальше, я толком не знаю. Раздалось несколько громких звуков, кажется, что-то падало и разбивалось, потом загрохотало что-то крупное, будто упал шкаф или комод. А потом мне показалось, что я слышу удары и несколько сдавленных криков. Через какое-то время все стихло. Мне было жутко, очень хотелось выбраться наружу, тем более что я стала замерзать, но ослушаться приказа сестры я так и не решилась. Меня стало клонить в сон, и я уснула. Но не спокойным, умиротворяющим сном, а каким-то нервным и странным, когда тело сковывает холод, а душу леденит настоящий ужас. Что происходило дальше, я не помню. Очнулась уже в больнице. Из разговоров персонала поняла, что меня нашел милиционер, из тех, что, в конце концов, приехали по вызову. Молоденький лейтенант обнаружил меня совершенно случайно. Он из любопытства заглянул в холодильник, а там лежит, свернувшись клубочком, посиневший от холода и удушья ребенок. Парень очень вовремя вмешался, потому что я к тому времени отключилась из-за недостатка кислорода. Медики поправили мое здоровье и отправили в детский дом. Но некие побочные эффекты от пережитого остались по сей день. Я с тех пор навсегда утратила природный румянец, постоянно мерзну, и не только в холодную погоду, даже, бывает, жарким летом. А еще от сильных переживаний на меня всегда накатывает ступор и пробирает озноб. Нервная система не в порядке, видимо, так и не восстановилась до конца, не оправилась от потрясения, пережитого в детстве. Так что, можно сказать, эта история сломала меня, Лев Иванович. Из жизнерадостного, любимого всеми ребенка я превратилась в бледную тень девочки. И немного оттаяла только в последние годы, после знакомства с Виталием и счастливого замужества.