Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого?
— Картины эти и вазы…
— Купил.
— Значит, и ты тоже вор!
— Я?
— Да!
— Я на свои… А вот вы, товарищ… Шаман… всё это, на чьи деньги приобрели? — Неожиданная смелость поразила не только хозяина, но и самого Баринова. — Все эти костюмы, вина, фрукты… — угасающим голосом дополнил он.
Шаман неожиданно рассмеялся… Принялся громко хохотать, держась за живот и раскачиваться… И охранники едва сдерживали улыбки, косились на «гостя». Наконец отсмеявшись, вытерев глаза и высморкавшись в платок, Шаман поправил усы, бороду, выговаривая, сурово произнёс Баринову.
— Вот это всё, дарагой, — Шаман изобразил пальцем некую окружность в воздухе, — мне не принадлежит, хотя и моё. Это всё общаковское. Ты, такой же скотина как и твой Варенцов, думал, что если я вор, значит весь в татуировках должен быть, в серебре и золоте, и жить на съёмной хате, нос не высовывать? Нет, дарогой. Прошли те времена, когда ми «синявщиками» были и тени ментовской баялись. Теперь они нас баятся. Ми — половиной страны управляем. Да что страной, миром! Все нам дань платят. И олигархи, и попса, и депутаты хреновы, и менты, и банкиры, и торгаши, и — все. Ти знаешь, сколько нас коронованных воров в законе, а? А сколько подрастает? То-то! И не мы народ обдираем, а ви — депутаты, менты и продажное чиновничье шкурьё! И работают на нас, чтоб ти знал, лучшие юристы, политологи, адвокаты, финансисты, экономисты… преданные люди. Нас много! Понятно тебе, де-пу-тат! И то, что я тебя одел, обул, вином угостил, для меня это не честь с тобой общаться, а… Короче, пшёл вон!
Охранники вора в законе качнулись в сторону «гостя», ждали следующей команды. Лицо Баринова пошло пятнами, он едва не плакал от обиды и унижения. Шаман, так же, не глядя на «гостя», добил.
— Плёнка твоя, убийца, у меня будет. Пока не виполнишь команду. Три дня тебе на решение всех проблем. Три! Список тебе дадут. Маи люди за тобой присмотрят. Хорошо присмотрят, внимательно. Если что, сам знаешь… Чик по горлу… и кранты. И так, и эдак! Не глядя уже на Баринова, Шаман небрежно махнул «менеджерам» рукой. — Всё, отвезите его… куда скажет.
Другие двое молодых парней немедленно возникли за спиной Баринова. Один уже неуважительно подталкивал депутата в спину…
Когда Баринов в сопровождении двух «менеджеров» вышел, Шаман брезгливо вытер руки влажной салфеткой, взял из рук охранника сотовый телефон, набрал номер…
— Вова, Владимир Петрович, здравствуй, дарагой, это я, Шаман… Узнал? Спасибо, дарагой, значит, сто лет жить буду… И тебе столько же. Как жизнь, как дела?… Ага, и у меня так же. Скажи, ты знаешь про Варенцова Павла… да-да, Георгиевича. Знаешь? Нет-нет, никаких претензий, я знаю, что он твой. Хотел спросить, а правда, что у него есть своя картинная галерея дома… Нет, не в квартире, в особняке, наверное… Знаешь?.. Ценная? А, ты уже экспроприировал… У вора, говоришь? Ха-ха-ха… Как говорится, вор у вора… Ха-ха! Ты правильно сделал. Маладэц. Поздравляю. Ну, орёл, Вова! Беру с тебя пример. Так держать! Ну всё, дорогой. Здоровья тебе и удачи. Пока! Звони. Замутим, если что… Ага!
Что касается служебных тайн и секретов в закрытом химическом институте, старший лейтенант Порогов товарищу майору не врал, всё было именно так. Другое дело, что он успешно проник, даже глубоко проник в… сердце молодой девушки Яны, внучки Антонины Матвеевны. Анна Матвеевна, как мы помним, работает замом по режиму института, а её внучка, Яна, инженером-химиком в 23-й лаборатории. В самой 23-й лаборатории Порогов естественно не был, по причине отсутствия допуска, зато очень часто видел и хорошо рассмотрел красавицу Яну. Не будем утверждать, что Яна была единственной претенденткой на корону во всём закрытом институте, конкурс красавиц Порогов не проводил, но её он «вычислил» сразу. Глаза, в первую очередь! Большие и карие, с тёмной притягивающей глубиной, куда он и благополучно провалился. Её ресницы, брови, чуть-чуть курносый нос, полные губы, чистый овал лица и лба, причёску — длинные волосы, собранные на затылке в немыслимый пучок-взрыв, нежный поворот шеи… Всё это и остальное, Порогов много-много раз вспоминал, с чувством рассматривал в памяти её черты. И наяву тоже. Она не забывалась, Как и не забывалось задание по версии которого он и попал в тот институт. Серьёзное, кстати, дело, серьёзное задание. Архи даже как серьёзное. Но, как-то так получилось, что само задание отошло на второй план, а образ Яны, наоборот, занял все передовые позиции в сознании молодого следователя. Начиная с первой встречи. Прямо с неё.
Она его встретила возле стола… Она! Яна! Нет, там, конечно, была и её бабушка, и профессор-академик, что пришла вместе с Пороговым, Вера Михайловна (Она дорогу знала), и стол был накрыт… Но Алексей видел только её. Сразу и окончательно. Яну! Яночку!! Он мгновенно расцвёл, словно росток под благостным солнцем. Улыбка и так-то не сходившая с его лица, сейчас расцвела, как майская роза вообще и после дождя. Нет, даже лучше, чем та роза, да! Он что-то ел, чем-то запивал, что-то ему говорили, он что-то невпопад отвечал, сбивался, потому что украдкой смотрел только на неё, слышал и видел только её — Яну. И это смущало… Больше девушку. Хотя и Порогов что-то в себе подобное порой замечал, но находился в каком-то нереальном для себя параллельном, воздушно-захватывающем дыхание, с учащённым сердцебиением, мире. В котором ни разу ещё не был, и который его завораживал, не выпускал. Не параллельный мир, а милый образ Яны. Яна!
Та, первая встреча, сразу всё решила и расставил по своим местам в жизни старшего лейтенанта. Дважды после этого побывав в институт, в основном в конце рабочего дня, вечером, с цветами, Порогов окончательно для себя решил — Яна его судьба. В самое ближайшее время чётко предполагая закрепить свои намерения желанным поцелуем, Порогов сбрил бороду, спрятал в ящике рабочего стола трубку (Яночке трубка не понравилась, как и сам табак!), стал надевать галстук и постоянно чистить туфли. «Коллеги» это заметили, начали беспричинно, как показалось Порогову, ухмыляться, подмигивать, ободряюще похлопывать Алексея по плечу, приговаривать: «Ну-ну! Хорош, жених! Молодец! Поздравляем! Познакомишь?».
Майор Цветков даже предложил освободить Порогова от поездок в институт, мол, не надо мешать счастью товарища, он сам возьмётся выполнить задачу. Стоп, а какую задачу? Тут Порогову и напомнили про пятно. Пятно?! Ах, да, как же! Пятно! Пятно!
К чести старшего лейтенанта, пятно не затмило его действий, он их решал параллельно. Приезжал в институт к пятнадцати часам, а в восемнадцать уже провожал девушку домой. Она, как мы знаем, жила у бабушки. А бабушка… Об это позже. О пятне.
Что «накопал» оперативник.
Вера Михайловна, профессор которая, та, маленькая, седенькая, в очках, заведующая всем секретным в том «закрытом» институте, прониклась к Порогову личной симпатией и уважением, как к работнику невидимого фронта, и, похоже, будущему мужу Яночки. Об этом, кстати, уже знал весь институт, уже готовились… Вера Михайловна попыталась мыслить в русле его догадок и предпосылок.