— Всегда?

— Почти…

— И, что, ты теперь понимаешь, какое это отношение имеет к любви?

— Секс вообще имеет к любви опосредованное отношение…

Ольга хмыкнула:

— Милая моя девочка…

— Как ты по-мужски это сказала…

— Да? — Она неожиданно весело рассмеялась. — Смешно. А ты никогда не слышала истории про однополые пары, которые живут вместе по многу лет и очень хотят иметь детей?

— А при чем тут это?

— При том. Потому что так нас задумали — умная, тонкая задумка создателя, кем бы он ни был: мужчины и женщины стремятся к высшему наслаждению, чтобы продолжить род. А продолжение рода ведь состоит не только в зачатии. Родить мало. Надо вырастить.

— Да, правда, я тоже думаю об этом.

— Безусловно. И у однополых пар, которые любят друг друга, те же устремления. Просто у кого-то из них, иногда у обоих, попался искаженный ген, ген-мутант. Это природа. В мужском теле — женская душа, а в женском — мужская. Ты не думала, почему иногда так смешны подобные мужчины? Женщину заключили в мужскую оболочку, и она всеми силами пытается из нее вылезть. Вообще это очень сложно.

— Да, пожалуйста, не надо… Какой-то странный разговор… И какое отношение это имеет ко мне и к Виноградову и к его невинным фетишам?

— Имеет. Там — любовь, несчастная, не имеющая природного смысла и продолжения, осужденная на насмешки и презрение. А у него… Ты же знаешь — его игрушки не столь уж невинны. Посмотри на свои глаза. В них — ужас, отчаяние, стыд — стоило только нам заговорить о нем.

Мне не хотелось сейчас забивать себе голову еще и проблемами однополой любви, но что-то в Ольгиных словах меня задело.

— Ты точно знаешь — любовь-нелюбовь? У тебя есть критерии?

— Конечно, — она пожала плечами. — По мне так можно любить и безо всякой близости. Хорошо, если она есть, хорошо, если нужна обоим… А у твоего… Как ты его называешь, кстати — муж?

— Родственник.

Она засмеялась.

— Понятно. Действительно… Так вот, у твоего родственника Саши, как мне кажется, вся любовь и заключается в сексе. Чем заковыристее — тем, значит, он сильнее любит.

— Не знаю…

Я вспомнила наши периоды нежной и простой близости… И еще — те месяцы, когда Саша так старался, так стремился стать отцом. Я думала — это любовь. Та самая, богом единожды данная…

— Ольга, давай я быстро подкрашусь, и мы поедем. Мне ведь Варю из школы в час забирать. И до этого надо еще с Харитонычем, начальником моим, встретиться. А то у меня неприкосновенный запас наших денег тает с каждым днем.

— Да, конечно. Хочешь, я тебя накрашу?

— Не знаю, — я взглянула на ее спокойное лицо. После только что состоявшейся неожиданной беседы я чувствовала себя с ней совсем неловко. — Ну… давай. Только очень просто, поменьше…

— Ладно. Садись к свету. Ты обычно при дневном или при искусственном освещении красишься?

— Я обычно крашусь побыстрее. Или вообще не крашусь.

— А я тебя профессионально накрашу… — Она придирчиво осмотрела мое лицо с нескольких ракурсов, как делают хорошие фотографы. — И… денег дам, давай? В долг. Отдашь, когда сможешь.

— Ольга… ты начинаешь меня пугать.

— Ерунда какая. Деньги — песок. Когда их становится достаточно, особенно это ощущаешь. Плюс — минус… Ничего в жизни уже от этого не меняется. Счастья не добавляется. Повернись вот так, к свету. Я лично всегда крашусь у окна. Там самый откровенный и беспощадный свет. Напоминает о том, что я взрослая и умная женщина.

— Ты тоже иногда забываешь об этом? — недоверчиво засмеялась я.

— Не крутись. Забываю. Так. Теперь губы. Тон на лицо я не кладу…

— Ты что! Какой тон!

— И правда, зачем. У тебя хороший цвет лица.

— Странно, знаешь, мне Виноградов никогда ничего не говорит… не говорил насчет моей прически, замечал, только если что-то не в порядке, не говорил, что у меня красивые глаза или, скажем, волосы…

— А говорил, какие у тебя ноги и попа, да?

— Да… точно…

— Старый сатир…

— Ой…

— Что? Поцарапала?

— Да нет… Просто я только сегодня думала, что он стал с годами похож на сатира…

— Ага, полумужчина-полукозел. Ну вот, — она придирчиво осмотрела свою работу. — Здорово. Твой Харитоныч будет доволен. Мне, по крайней мере, нравится. А ему сколько лет?

— Шестьдесят с хвостиком. Он очень хороший. На самом деле. Жил с женой около сорока лет, никто ничего плохого о нем никогда не говорил — нечего было сказать. Жена была всегда спокойная, счастливая. Умерла недавно, он страшно переживает, постарел на десять лет, забывает часто важные вещи, и равнодушный такой вдруг стал ко всему.

— Да, сорок лет вместе — наверное, это счастье, — вздохнула Ольга. — Или пытка. Особенно если никуда друг от друга не деваться.

— Знаешь, я все о том… Мне всегда казалось — то, что происходит между мужчиной и женщиной — нормально, если они оба согласны, если есть любовь, поэтому я не обращала внимания на глупости, вроде фетишей, мне казалось это не развратом, а мальчишеством…

— Если есть любовь, — жестко повторила Ольга. — Прости, что разговорами заставила тебя переживать. Цель была другая.

Я надела светлую юбку чуть выше колена и тонкий светлый свитер.

— Красивый цвет, — прокомментировала Ольга, когда я пришла на кухню.

— Ты знаешь, после рождения Вари у меня из гардероба исчезли все темные цвета, особенно черный. Я даже вечерние платья покупаю стального или темно-зеленого цвета.

— Тебе идет такой стиль.

— А в этом есть какой-то стиль?

— Чудно, как нелюбовь одного мужчины, не самого достойного причем, окрашивает весь мир в мрачные тона. Да, есть стиль и очень милый.

Я внимательно посмотрела на Ольгу.

— Будешь звать меня на собрания феминисток?

— Пока нет, — улыбнулась она. — А ты бы хотела?

— Нет, — покачала я головой. — Нет.

— Мир без мужчин — не мир?

Ольга стояла, облокотившись на притолоку, красивая, тонкая, ничуть не похожая на мужчину в женской оболочке. И при этом ужасно напоминала Виноградова в молодости. Не знаю чем. Смеющимся уверенным взглядом. Здоровой красотой, внутренней силой, не знаю. Или это я совсем схожу с ума и, запретив себе думать о Саше, вижу его в посторонних людях, даже в женщинах?

— Что-то не так? — Ольга встряхнула красивыми светлыми волосами. — Испугали разговоры?

— Ты…

Может, стоило спросить напрямик? Мы же не маленькие девочки. И все расставить на свои места.