— Скажите, Валерия Федоровна, — немного подумав, обратилась я к женщине, — Стас ведь жил с вами, и у него наверняка была своя собственная комната. Это так?

— Да, конечно, — ответила мне женщина. — Только мы ее закрыли и не хотим там ничего менять. Пусть все останется так, как было при сыне.

— Понимаю, — кивнула я, продолжив: — А осмотреть ее можно? Вдруг среди его вещей я сумею найти что-то, что поможет мне распознать настоящего убийцу. Вы позволите?

Родители вопросительно переглянулись и дружно кивнули. Затем мать Стаса принесла мне ключ и, указав на комнату, добавила:

— Только я туда не пойду, не могу спокойно на все смотреть, плакать начинаю. Если хотите, пусть Станислав с вами сходит.

— Нет, не нужно, — отказалась я от сопровождающих. — Я сама, только посмотрю, и все.

Взяв ключ, я подошла к двери, спокойно открыла ее и прошла внутрь.

Комната Стаса оказалась сравнительно небольшой и почти без мебели. Кровати в ней не имелось вовсе, лишь большой надувной матрас, который лежал посередине, но все же был прикрыт каким-то однотонным покрывалом. В таком виде это своеобразное ложе очень походило на настоящую, только очень низкую тахту. Стульев в комнате также не наблюдалось, их заменяли маленькие подушечки, разбросанные по всему паласу. Зато полки на стенах были. И стол с небольшим компьютером на нем. Одним словом, комната представляла собой настоящее жилище свободолюбивого и независимого мужчины, который любил работу и наименьшее значение отводил отдыху.

Пробежав взглядом по всем предметам, я, конечно же, подошла к компьютеру, включила его и села на единственный стул перед монитором. Мне почему-то казалось, что если нечто компрометирующее какого-то другого человека у парня и имелось — за что, собственно, его и могли убить, — то он держал его, в смысле компромат, именно в своем компьютере, а значит, его-то стоит проверить в первую очередь. Как только компьютер загрузился, я принялась листать имеющиеся папки и просматривать все, что в них было насовано. В основном попадались пока только кодексы, всевозможные законы, целые книги по юриспруденции и иная адвокатская муть.

Поняв, что в папках я вряд ли что найду, я решила заглянуть в Интернет и проверить там почту парня. Благо пароли вскрывать меня научили, причем очень даже профессионально, так что особой проблемы для меня это не составило. Всего за какие-то пять минут я нашла комбинацию из нужных знаков и цифр и, введя ее, проникла в папку, хранившую всю присланную юноше корреспонденцию. Затем стала читать.

Уже несколько первых строк произвольно выбранного письма заставили меня немного напрячься. И было от чего, ведь в них говорилось о том, что у парня был другой отец. Точнее, именно так, конечно, не говорилось, но те письма, что я начала читать, были написаны этим самым отцом, который почему-то упорно пытался вымолить у Стаса прощение за какие-то свои старые грехи. Это становилось интересным. Перечитав все, что было в папке, я на всякий случай полазала еще немного в компьютере, но, так ничего и не найдя, решила пока остановиться на найденном.

Учитывая то, что никаких иных новых версий у меня пока не было вообще, я решила, что не помешает еще разок пообщаться с матерью Стаса и расспросить ее о настоящем отце парня. Возможно, смерть юноши каким-то образом могла быть связана с его настоящим родителем. Чего ведь только не бывает в жизни?.. А проверить нужно все варианты.

Прежде чем покинуть комнату, я еще немного порылась на полках, но не нашла там ничего, кроме книг и нескольких фотографий парня с друзьями. Больше пока интересного ничего вроде не наблюдалось, и можно было покинуть комнату. Выйдя в коридор, я заперла спальню Станислава и направилась в кухню. Оба родителя как раз находились там и что-то ставили на стол, явно собираясь меня потчевать.

Я остановилась в дверях и попросила:

— Валерия Федоровна, могу я с вами пообщаться еще разок, наедине?

— Да, собственно… — немного растерялась женщина, непроизвольно глянув на мужа. Потом спохватилась и ответила более твердо: — Конечно, да…

Мы прошли в зал, снова сели на прежние места, и я прямо с ходу спросила:

— Это правда, что Станислав Михайлович не отец Стаса?

— Пра-авда, — растягивая слово, ответила женщина. — Но откуда вы узнали?

— Из писем, присланных Стасу настоящим отцом. Я только что просмотрела информацию в его компьютере и случайно на них наткнулась.

— И что он там ему писал? — все так же удивленно поинтересовалась женщина.

Я тоже изумилась, ведь, судя по ее вопросу, она была не в курсе переписки отца с сыном. Мне, естественно, это показалось немного странным. Заметив мою реакцию на ее вопрос, Валерия Федоровна добавила:

— Да, я об их переписке ничего не знала. Стас не говорил о том, что отец ему пишет. Однако вообще о нем сын, конечно, знал. Мы ему рассказали, еще очень давно. Но потом он никогда не упоминал отца в разговорах.

— В письмах отец просит у сына за что-то прощения, — произнесла я и внимательно посмотрела на женщину, ожидая, что она на это скажет.

— Просил прощения, говорите? Теперь все понятно… — вздохнула Валерия Федоровна, а затем стала рассказывать мне подробности: — Стас действительно рожден от другого человека. Но его тогда отцовство не интересовало, мальчик не был ему нужен совершенно, а потому я вышла замуж за Станислава. У него тоже от покойной жены сынок остался. Станислав усыновил моего малыша. Мы тогда еще решили, что их одинаковые имена — это знак и что мой муж будет хорошим отцом моему сыну. Так, в общем-то, и вышло. А я усыновила Андрюшу. Они считали себя братьями.

— А что с настоящим отцом Стаса? — напомнила я о главном. — Он что, бросил вас и никогда не пытался найти?

— Нет, он не бросил меня, — вздохнула женщина. — Он был даже согласен жениться на мне, но ребенка все же не особо хотел. Вот я и отказалась выходить за него замуж.

— Почему? — искренне поинтересовалась я.

— Он был настоящим уголовником, несколько раз сидел, правда, по мелочи. Но что мне могло с ним светить? Я его, конечно, тогда любила, но это и понятно, ведь он меня в шелка одевал, заваливал всякими побрякушками, а дурочкам молодым это и надо. В общем, я сама с ним порвала. Он тогда и не стал просить меня вернуться, считал, что рано или поздно я сама к нему приползу. Но ошибся.

— А где он сейчас, вы знаете? — полюбопытствовала я.

— Где? Даже и не знаю. Его ведь вскоре после нашей ссоры арестовали, да он отмазаться сумел. Но потом снова влип и вынужден был бежать куда-то, а деньги на это у него были. С тех пор я о нем и не слышала.

— А как же ваш сын мог его разыскать? — спросила я.

— Как? Наверное, через милицию, а потом написал ему. Он иногда говорил, что желает знать, помнит ли вообще о нем отец. Вот, наверное, поэтому и написал ему, а тот и спохватился, что сын у него большой уже, надо бы грехи свои былые замолить. Впрочем, мне до него дела нет.